Чайная роза

— Не знаю. Никогда не пробовала. Я вообще не пила вина, пока ты не сводил меня в «Дельмонико». Только шампанское. Ник не пил на пароходе ничего другого, и мне приходилось составлять ему компанию.

Уилл захлопал глазами:

— Серьезно? А что же ты пила в Лондоне?

— Чай.

— Я имею в виду во время ленча. И за обедом.

Фиона почесала подбородок.

— Гмм… во время ленча… и за обедом… надо подумать… Ах да, вспомнила! Чай. Мы всегда пили чай. Чаще всего простой «Ассам» из ближайшего магазина, но иногда божественный «Дарджилинг»… — Она произнесла это слово, подняв глаза к небу. — Если на пристани разбивался ящик и мой отец с товарищами успевал добраться до него раньше мастера.

Уилл смерил ее взглядом:

— Ты что, шутишь?

Она усмехнулась:

— Как по-твоему, что еще можно пить на жалованье докера?

— А сколько оно составляет?

— Двадцать с чем-то шиллингов в неделю. Около пяти долларов.

Уилл скорчил гримасу:

— Да уж, на эти деньги вина не выпьешь, верно? Но теперь у тебя есть такая возможность. Вот, держи и пробуй.

Макклейн сел на канапе. Фиона присоединилась к нему. В библиотеке ей нравилось. Рядом с Уиллом она чувствовала себя в безопасности. Всегда и везде. Чувство было приятное. Конечно, не такое приятное, как отчаянная, безоглядная, всепоглощающая любовь. Этого чувства Фиона еще не испытывала, хотя мечтала о нем. Но любовь обязательно придет. В свое время. Девушка в этом не сомневалась. Просто еще слишком рано. В конце концов, она едва знает Уилла. Они виделись всего несколько раз. Пока она только влюблена. А это совсем другое дело.

Уилл наполнил два бокала. Фиона потянулась к одному из них, но Макклейн ее остановил.

— Не торопись. Перед тем как пить одно из лучших вин на свете, я дам тебе небольшой урок.

— Его нужно выплюнуть? На пароходе нас учили, как оценивать вино. Я следила за ними. Они набирали вино в рот, какое-то время держали его там, а потом выплевывали в ведерко. Я думала, что оно им не нравится.

— Девочка моя, если ты выплюнешь это вино, я задушу тебя собственными руками.

— Значит, оно хорошее?

— Очень. Закрой глаза.

Она подчинилась:

— А что дальше?

— И рот тоже. На несколько секунд. Это тебе по силам?

Фиона хихикнула.

— Сначала вдохни, — сказал Уилл, поднеся бокал ей под нос. — Сделай хороший глубокий вдох. — Фиона сделала то, что ей велели, чувствуя тепло тела и слыша звучный голос Макклейна. — Чем пахнет?

— Э-э… виноградом?

— Чем еще?

Она сделала еще один вдох.

— Кажется, черной смородиной. Да, смородиной. И… и перцем? И немного чего-то другого… Знаю! Ванили! — Она открыла глаза.

— Очень хорошо. У тебя отличный нос. Я поражен.

Уилл протянул девушке бокал. Это был цельный хрусталь, тяжелый как кирпич. Фиона пригубила напиток. Вино напоминало жидкий бархат. Она сделала еще один глоток и почувствовала, как по телу разлилось приятное тепло. Уилл сидел совсем рядом. Она видела медные крапинки в его темно-карих глазах, крошечные веснушки над верхней губой и седину на висках. От него пахло крахмальным бельем, шагреневой кожей и чистым телом. Этот запах был чудеснее, чем запах старого вина. У нее запылали щеки. Несколько секунд она смотрела Уиллу в глаза, понимая, что сейчас он ее поцелует, и желая этого. И поцелуй пришел.

— И губы у тебя тоже отличные, — сказал Макклейн, забирая у нее бокал и ставя его на стол.

Он целовал ее в шею и за ухом. Решительно, но нежно гладил обтянутую платьем грудь. Фиону бросило в дрожь. Уилл необычайно уверен в себе. Его прикосновения были прикосновениями не мальчика, но мужа. Фиона напомнила себе, что у него была жена и, если верить словам дяди Майкла, множество любовниц. Она могла сказать только одно: этот мужчина знал, что делает. Его руки расстегнули пуговицы на ее спине, спустили с плеч бретельки лифчика, и внезапно Фиона поняла, зачем он привез ее именно сюда, хотя можно было погулять в парке.

— Уилл, не надо… — выдавила она, не готовая к такой близости.

Но он не остановился. Свечи озаряли мерцающим теплым светом книжные полки, бокалы с вином, кожаное канапе, тело Фионы, а он продолжал ласкать ее обнаженные груди, целовать в губы и одновременно забираться под подол платья. Он знал, где и как ласкать ее. Его руки и губы заставляли Фиону ощущать слабость и сладкую боль в паху. Хотелось снять с него одежду, привлечь к себе, ощутить тепло его кожи, закрыть глаза и забыть обо всем на свете.

Уилл снова поцеловал ее и сказал:

— Фиона, давай ляжем в постель. Я хочу тебя… хочу любить тебя.

Фиона окаменела. Всего секунду назад по венам струился огонь, а теперь в них был лед. Она разомкнула объятия и решительно сказала:

— Нет, Уилл. Я не хочу… я… я не могу.

Уилл откинулся на спинку канапе и закрыл глаза.

— В чем дело? Что случилось? — спросил он.

— Я… я боюсь забеременеть.

Макклейн открыл один глаз и посмотрел на нее.

— Знаешь, есть способы этого избежать. Я бы принял предосторожности.

— Ну… дело не только в этом… Я не могу… я не…

— Не волнуйся, Фиона, — взяв ее за руку, сказал Уилл. — Ты еще не готова. Это все, что мне было нужно знать. Ничего объяснять не надо. Я понимаю. Я был слишком настойчив.