Чайная роза

Она шла по Брик-лейн, радуясь, что надела старую юбку и блузку. Радуясь пятнам глины на подоле, тому, что собрала в свободный пучок волосы, растрепавшиеся во время уборки могил. Она была здесь своей; никто не обращал на нее внимания. Фиона прибавила шагу и влилась в толпу рабочих.

А вот и Монтегью-стрит. Наконец-то! У Фионы перехватило дыхание. Вот он, ее дом. Ничуть не изменился. Красные кирпичи, черные ставни, отдраенные до блеска ступеньки. А почти рядом — дом Джо. На секунду она снова почувствовала себя семнадцатилетней девочкой, возвращающейся домой с чаеразвесочной фабрики и надеющейся, что он сидит на ступеньках и ждет ее.

Улица была заполнена людьми. Ее окружали отцы, торопившиеся домой пить чай. Матери, звавшие детей. Маленькие девочки с крысиными хвостиками и девочки постарше, с младшими братьями и сестрами на руках. Мальчишки, гонявшие мяч. После сильного удара мяч влетел в окно дома номер шестнадцать. Раздался звон и женский крик: «Ой, мой чайник!» Когда на крыльцо выскочил взбешенный хозяин, мальчишки уже разлетелись в разные стороны, как стая воробьев.

Ее удивляли шум и суета. На Пятой авеню никто не кричал. Во всяком случае, в той части, где жила она сама. Никто не гонял мяч и не прыгал через веревочку. Не хохотали собравшиеся в кружок домохозяйки. Никто не цокал языком, сочувствуя большому животу молодой женщины. Старики не хвастались породистыми волнистыми попугайчиками.

На этих улицах было столько тепла, столько сердечности… Когда она это поняла? В юности ей хотелось только одного — сбежать отсюда. Почему? Нигде она не чувствовала себя такой счастливой, как здесь. В двухэтажном домике, где у нее не было даже собственной комнаты, с покосившимся сортиром на заднем дворе. У нее не было ничего, совершенно ничего, и в то же время было все.

Она дошла до конца улицы, оглянулась и услышала, как отец поет, возвращаясь с пристани. Увидела, как мать, подбоченившись, ругает Чарли. Как к ней идет высокий, светловолосый и умопомрачительно красивый парень, держащий руки в карманах, в глазах которого помещается целый мир.

Фиона продолжила путь и в конце концов добралась до Коммершл-роуд. Нужно было остановиться, взять кеб и вернуться в Мэйфер. Наступили сумерки, на небе слабо засветились первые звезды. Но ноги сами понесли ее на юг, к Уоппингу и реке. Она могла бы проделать этот путь с закрытыми глазами. Пара пивных сменила названия, магазин выкрасили в другой цвет, но все остальное осталось таким, как прежде.

Когда она переходила Хай-стрит, улица была почти пуста. «Оливер» стоял на прежнем месте. Было странно думать, что теперь эта пристань тоже принадлежит ей. Как ей и запомнилось, рядом был узкий проход к Старой лестнице. Она остановилась на верхней площадке, посмотрела на свою любимую реку — спокойную, гладкую, темневшую под вечерним небом — и ахнула. Еще никогда Темза не была такой прекрасной.

Фиона бегом спустилась по ступенькам, села на последнюю и, как в юности, уперлась подбородком в колени. Она следила за лодками, мерно покачивавшимися на волнах, видела силуэты подъемных кранов на темно-синем небе. Ее переполняли тысячи воспоминаний. О том, как она сидела здесь с отцом, когда была маленькой, прижималась к нему, делилась чипсами или куском мясного пирога, а отец показывал на гордые парусные суда и говорил, откуда они приплыли и что привезли. О том, как она сидела здесь с Джо, когда стала старше. И о том, как они сидели здесь в последний раз. В вечер, когда он разбил ее сердце. Где его куски? Все еще тут? Лежат, зарывшись в песок?

Фиона пыталась думать о других, более веселых временах. Вспомнила, сколько раз они говорили здесь о своем магазине. Вспомнила, как Джо впервые поцеловал ее и как впервые сказал, что любит. Все это случилось здесь, у реки. Она сидела закрыв глаза, ощущала прикосновение к лицу теплого летнего ветерка и слышала мерный плеск волн. Эта река утешала ее с самого детства. Подбадривала. И вдохновляла.

Ее мысли переключились с прошлого на будущее. Ей предстоит руководить новой чайной компанией, завоевывать новые рынки. Выйдя из больницы, Фиона собрала всех своих новых служащих и объявила, что теперь она их босс. Рассказала о «ТейсТи» и заверила, что у нее есть и деловая хватка, и финансовые возможности, нужные для того, чтобы сделать «Чай Бертона» — ныне «ТейсТи, Лондон» — более сильным, жизнеспособным и прибыльным, чем прежде. Кто хочет остаться, добро пожаловать. Но тот, кто предан Уильяму Бертону, должен уйти. Не ушел никто.