Стараясь держаться в тени, Скайлик выбрался в подворотню, огляделся по сторонам, высматривая, нет ли этих надоедливых котов, и свистнул. Свистел он хорошо, звонко, задорно. Буквально тут же ему свистнули в ответ, и из разных щелей показалось еще три трабла. Дружно, как будто не раз репетировали это, они все вместе подбежали к канализационному люку. Поднатужились и общими усилиями сдвинули с места. Еще раз свистнув, все четыре вреднюги, один за другим, нырнули в черный зев канализации, забыв закрыть за собой.
Проказники торопились. Им нужно было не в канализацию, а еще ниже. Ниже даже чем самая глубокая подземка в этом городе. Туда, куда никогда не проникал свет луны и звезд или неон ночного города. Сюда даже крысы не решаются заползать. Здесь абсолютная вотчина Бабая. Главного среди траблов.
В полночь он всегда собирал весь свой мелкотравчатый народ и любил послушать кто, что натворил за день. Самых проказистых, или просто самых брехлиых, ждали подарки.
Скайлик и его приятели опоздали. Все уже собрались, расселись вокруг старого продавленного кресла, которое заменяло Бабаю трон, и галдели словно чайки, рассказывая каждый о своих подвигах. Врали все и помногу. Больше половины проделок пресекали хранители, но никто и никогда не хвастался тем, как получил очередной раз лапой хорошую оплеуху. Зато все рассказывали, как ловко обдурили какого-нибудь кота или собаку. Мымрик хвастался который год, как обдурил игуану. Такие хранители редко, но все же попадаются.
Бабай как всегда басовито хохотал над враками своего мелкого народца, колыхая круглым пузом и тряся тремя подбородками. Иногда, в запале, колотил по подлокотнику клюшкой для гольфа, которая была у него вместо скипетра. Корона на башке главного трабла тоже имелась. Старое, жестяное ведро без дна. Иногда Бабай в запале колотил клюшкой и себя по короне.
У кого как, а сегодня у Скайлика успехов почти не было. Хвастаться было не чем, а врать, как остальные, не то настроение. Поэтому он просто уселся в задних рядах и молча слушал и смотрел, как бахвалятся остальные.
Когда Бабай захохотал над очередной байкой своего подданного, его подобострастно поддержала вся стая, и хохот слился в один нестройный гул.
– Браво-браво, – вдруг послышалось откуда-то со стороны, и траблы даже не сразу поняли, что эта похвала не из уст их любимого Бабаюшки.
Из тени вышел высокий не молодой человек в дорогом костюме и с тростью под мышкой. Свободными руками он медленно, нарочито медленно хлопал в ладоши. Скайлик всей своей шкурой почувствовал, что никакой это не человек и ему сделалось страшно.
– У вас здесь так весело, – Мазон вышел на свет и, покручивая трость в пальцах, оглядел притихших траблов. Бабай даже клюшку из лапы выронил, от всей этой гнетущей тишины.
– Вы здесь по какому поводу? – наконец-то смог вымолвить брюхан, на ощупь нашаривая свой скипетр.
– Я здесь по делу. По очень важному делу.
Мазон продолжал оценивающе осматривать скопившийся электорат.
Вообще-то траблы народ вольный и никогда не выполнял ни чьих поручений и вообще никогда ни на кого не работал. Но из вежливости перед богом Бабай все же поинтересовался:
– Какого рода дело? – на самом деле он не собирался, даже за приличное вознаграждение, браться ни за какое дело.
– Город у вас большой. Народу много, – начал издалека Мазон, – детей тоже не мало. У этих детей есть игрушки. Много игрушек. Но меня интересуют только их самые любимые игрушки. Не нужно, чтобы вы их всех собрали.
– Мы польщены вашим визитом, и таким лестным предложением, – Бабай все-таки нашарил свою палку, уселся чинно на своем троне, поправил клюшкой корону. – Но, к нескрываемому сожалению, вынуждены отказать вам. Мы не сможем выполнить такую ответственную работу, даже за серьезное вознаграждение.
– Вознаграждение? – Мазон рассеянно обернулся к королю притихших траблов. – Разве я говорил о каком-то вознаграждении? Нет, ребята, – он встал в элегантную позу и крутанул трость в пальцах. – Я сказал, мне нужно, чтобы вы собрали. И вы соберете.
Последнюю фразу Мазон произнес уже совсем другим голосом. Сверкнув глазами, он топнул тростью в пол, и от нее паутинкой раскинулась печать, искрящаяся ярким светом. Грудным, хорошо поставленным голосом он затархтел что-то на латыни. Сразу после этого из сумрака, с разных сторон выступили Минор и Мажор. На этот раз, ни о какой беспечности в их поведении и близко говорить не приходилось. Оба встали с каменными лицами и совершенно черными глазами.
Повинуясь их движениям, все из того же сумрака вылетели клубящиеся дымчатые тени. Много. Десятка два или три. Они окружили островок скукожившихся от страха траблов, метались по периметру, но в свет печати Мазона ступать не решались. Постепенно они сформировывались в четкие видимые образы.
Когда Мазон закончил читать свой речитатив, кошмары окончательно обрели конкретные очертания, а вместе с ними и власть над всеми сгрудившимися траблами, вместе с их королем.