К тому времени он уже довольно тесно сотрудничал с Сунь Ятсеном. Их личные контакты возобновились в декабре 1913 года, когда, по одним данным, Чэнь Цимэй, а по другим — «цикада» Чжан, полумафиозный друг и Суня, и Чана, вновь свел их в Токио, на этот раз на квартире Сунь Ятсена.
И Сунь вновь проявил интерес к «будущему герою революции». Чан уже имел революционные заслуги, но главное — был по-прежнему предан Суню. Более того, не скрывал, что готов уничтожить всех его врагов как вне партии, так и внутри нее, если таковые найдутся. И Сунь, конечно, не мог этого не оценить, тем более что после поражения «второй революции» подавляющее большинство его сторонников отступились от него: они даже отказались вступать в Революционную партию (членами ее стали всего несколько сотен человек из тысяч его бывших товарищей), а многие из тех, кто вступил, уже не проявляли к нему прежнего уважения. Позже Чан вспоминал: «Среди тех… кто вступил в Китайскую революционную партию, только совсем немногие по-настоящему верили в идеологические принципы цзунли (главного распорядителя — титул Сунь Ятсена. — А. П.)… Они даже вели себя вызывающе по отношению к цзунли… Я решил, что как член партии обязан защитить нашего цзунли… В противном случае я не буду считаться преданным и достойным членом партии».
Следуя за Сунь Ятсеном и опираясь на его поддержку, Чан теперь уверенно продвигался к власти, хотя путь наверх был нелегким. Надо было преодолевать сопротивление множества противников и конкурентов, и приходилось быть не только решительным, но и осторожным. Не случайно великий философ Китая Чжуанцзы (369–286 годы до н. э.), один из основоположников даосизма, говорил: «Храбрость без осмотрительности не приносит победы». Чан всегда помнил об этом.
Строптивый ученик Сунь Ятсена
Главным принципом, на котором строилась Революционная партия, была личная преданность вождю. Сунь прямо заявлял соратникам: «Помимо меня, никто не знает путей революции… Есть много такого, чего вы не знаете… Вы должны слепо следовать за мной». Он требовал, чтобы вступавшие в партию не только обещали «пожертвовать жизнью и свободой ради спасения Китая и его народа», но и давали клятву верности лично ему. Чана и его «кровного брата» Чэня это не смущало: в отличие от многих однопартийцев они поставили подписи под текстом суньятсеновской клятвы и, приложив указательные пальцы к красной мастике, отпечатали их на бумаге.
Создавая новую партию по типу китайских тайных обществ, Сунь отнюдь не отказывался от борьбы за демократию. Просто теперь он считал, что продвижение к этой форме политического устройства займет много времени. Если в 1905 году, создавая «Объединенный союз», он полагал, что страну отделяют от демократии всего шесть лет — три года военной диктатуры и три года правления, основанного на временной конституции, ограничивающей избирательные права граждан, — то в 1914-м объявил, что предугадать продолжительность преддемократических этапов невозможно. И даже стал утверждать, что во время второго этапа конституция вообще не нужна, а государство должно находиться под «политической опекой» его партии, то есть, по существу, в условиях однопартийной диктатуры.
Непосредственной целью Сунь Ятсена оставалась вооруженная борьба против Юань Шикая. И здесь, с его точки зрения, все средства были хороши, даже помощь японского правительства, хотя «революционный демократ, полный благородства и героизма» (так называл его Ленин), прекрасно понимал, что японцы стремятся поработить Китай. Но он был готов пожертвовать многим, даже Маньчжурией, поддержав сепаратистское движение местных монархистов, за спиной которых стояла Япония.
Не забывал Сунь и о подготовке новых восстаний в Китае. В мае 1914 года он, например, послал Чан Кайши в Шанхай, а осенью в Харбин для того, чтобы выяснить, можно ли там на кого-нибудь опереться в борьбе с Юань Шикаем. Обе поездки оказались безрезультатными, и Чан, вернувшись в Токио, погрузился в чтение книг. Он проштудировал всего Ван Янмина, любимого им конфуцианского философа, утверждавшего право каждого человека мыслить критически, а также полное собрание сочинений Цзэн Гофаня, победителя тайпинов — знаменитого восстания деревенских пауперов и люмпенов, а также членов бедных кланов хакка («гостей»)[14], бушевавшего на юге и востоке Китая в 1851–1864 годах. Он так много занимался, что стал терять зрение и ему пришлось лечиться у окулиста. В то же время он по-прежнему ежедневно и подолгу делал гимнастику и медитировал, закаляя себя физически и духовно.