Чан Кайши

Ну а сейчас можно взять дешевое тайбэйское такси и добраться до озера Цыху из центра Тайбэя за час. Затем узкая тропинка поведет вас вдоль берега через густой тропический лес. Тут и там высятся пальмы, топорщится молодой бамбук, а от недвижной глади маленького озера веет покоем. Через десять минут ходьбы из зарослей тропического кустарника становится видна каменная стела с надписью Цыху линцинь (Мавзолей Цыху). Еще две минуты — и вы у ворот небольшого павильона, выстроенного в традиционном стиле «сыхэюань» с внутренним двором и одноэтажными постройками по периметру. Прямо за воротами — резной экран из лакового дерева черно-красных цветов с двумя иероглифами: фу (счастье) — на его внешней стороне и шоу (долголетие) — на внутренней. Экран закрывает вход: прямо пройти нельзя, надо свернуть, обогнув его справа или слева. Это тоже традиция: вход закрыт не от вас, а от злых духов, ведь последние, как известно, ходят лишь по прямой. Огибаете экран и идете по галерее, окружающей внутренний дворик, к центральной комнате. Перед ней справа — маленькая табличка на высокой подставке с надписью на трех языках (китайском, английском и японском): «Пожалуйста, поклонитесь портрету Чан Кайши, выразите уважение. Спасибо». Двери в комнату открыты, и вы видите наконец черный гранитный саркофаг, стоящий посредине. Перед ним — желтый массивный крест, а за ним, на стене, — портрет Чана. Справа и слева у стен — по четыре кресла, очевидно, для высоких гостей.

Вот и всё. Можно постоять, помолчать, никто не торопит уходить, как в мавзолее Мао Цзэдуна. Но и посетителей гораздо меньше, чем в Доме памяти «великого кормчего».

Той же тропинкой возвращаетесь к выходу, рядом с которым на широкой лужайке — мемориальный парк, где собрано несколько десятков статуй покойного генералиссимуса. Черные, серые, коричневые, даже светло-зеленые. Вот Чан, одетый в полувоенный френч: в подобной куртке ходил Сунь Ятсен (по его имени она и называется «суньят-сеновка»), вот он стоит, опираясь на трость, вот — сидит в кресле в китайском халате, вот он в военной форме с эполетами, а вот — с какой-то книгой.

Со всей страны свезли сюда эти скульптуры. И здесь им угрожают лишь ветер и дождь. Во многих же других местах Тайваня ныне, после прихода к власти Демократической прогрессивной партии, статуи Чана уничтожаются. Демократия, как всегда, начинается со сноса памятников.

Для большинства молодых тайваньцев сегодня Чан Кайши — кровавый диктатор, заслуживающий в лучшем случае забвения, а то и ненависти. Молодежь стремится в будущее, создавая новых героев. И не задумывается о том, что без Чана не было бы не только нынешнего процветающего Тайваня, но и успешного Северного похода 1926–1928 годов, подавления милитаристов, объединения страны, победы национальной революции, отмены неравноправных договоров, восстановления китайского контроля над таможнями страны, ликвидации права экстерриториальности и консульской юрисдикции иностранных держав, сохранения независимости Китая и организации сопротивления превосходящему по силе противнику на протяжении четырнадцати лет японской агрессии, установления союзнических отношений с ведущими странами Запада во время Второй мировой войны и всемирного признания Китая одной из пяти великих держав. Правда, Чан Кайши не превратил Китай в один из главных геополитических центров мира — это сделал его исторический противник Мао Цзэдун, в 1960-е годы равно дистанцировавшийся от двух сверхдержав — и от США, и от Советского Союза, но уже того, что он осуществил, достаточно для одной жизни.

Так что с памятниками или без них, но Чан Кайши навсегда останется в истории Китая и Тайваня великим национальным революционером. Его действительно можно судить за многое, он совершал ошибки и преступления, но он был человеком своего времени и своего общества. И всю жизнь сражался. То с маньчжурами, то с милитаристами, то с коммунистами, то с японцами. Вплоть до переезда на Тайвань у него практически не было ни одного дня мира. И даже бежав на Тайвань, он должен был все время готовиться к войне, крепить оборону острова, противодействовать коммунизму.

Чан Кайши очень не хотел войти в историю как обыкновенный диктатор. «Если я умру диктатором, — говорил он, — то я войду в историю так же, как и все диктаторы, но если я смогу установить мир, демократию и единство в стране, то я умру, как великий вождь».

Тем не менее даже не все потомки Чана публично гордятся своим дедом, зачастую не желая афишировать свое с ним родство. Они живут в другом мире, многие из них — на Западе, в либеральной среде, не очень жалующей диктаторов.