Чандрагупта

снова вернусь сюда. Оставаться во дворце надолго мне не пристало. Никто не может покинуть приют Владыки

Кайласы ради другого приюта. Поступим так, как я сказал. Закончив свои молитвы, примерно около четверти

второй стражи я приду к воротам дворца. Ты встретишь меня и отведешь куда надо.

Вриндамала ожидала, что брахман обрадуется приглашению Мурадеви, и была разочарована, услышав

мягкий, но решительный отказ. Однако виду не показала. “Хорошо”, — ответила она просто и ушла.

Дальше все происходило так, как было условлено. В назначенное время Чанакья подошел к дворцу,

Вриндамала встретила его и провела в святилище, где он должен был ждать Мурадеви. Вриндамала улучила

мгновение шепнуть своей госпоже, что брахман явился. И Мурадеви не могла дождаться, когда сможет наконец

увидеть его. Лишь около полуночи желание ее осуществилось: раджа Дханананд крепко заснул, и она смогла

оставить свои покои и прийти в святилище. Чанакья предупредил ее, что то, о чем они должны поговорить,

нужно держать в строжайшей тайне. Поэтому они соблюли все предосторожности, чтобы ничье любопытное

ухо не услышало их беседы. Так что только им двоим известно, о чем вели они свой долгий разговор,

Вриндамала услышала лишь несколько первых фраз да слова, которые сказала Мурадеви, прощаясь с Чанакьей:

— Хорошо, что ко мне придет помощь. Но если бы этого и не случилось, я все равно исполнила бы свою

клятву. Я уже начала действовать и надеюсь скоро увидеть первые плоды… Теперь мне нужно идти. Думаю,

сегодня ночью мы не сможем больше увидеться. Приходите завтра, и мы обсудим дальнейшее.

И Мурадеви поспешно удалилась. Вриндамала услышала мало, но и того, что дошло до ее ушей, было

достаточно, чтобы страшная догадка озарила ее ум. Раджа Дханананд снова вернул свою любовь ее госпоже, и

служанка надеялась, что Мурадеви забыла обиду, оставила мысли о мщении. Ей казалось, что очень скоро в

памяти ее госпожи сотрутся прошедшие горести и беды, и Мурадеви станет прежней доброй и нежной

женщиной. Но сейчас, поймав обрывок разговора госпожи с брахманом, Вриндамала поняла, что ошиблась.

Иначе что значат слова: “я уже начала действовать и надеюсь скоро увидеть первые плоды…”? Вриндамала

отличалась благочестием и кротостью нрава. Ее хозяйка хорошо знала характер своей служанки и поэтому не

посвящала ее в свои коварные планы. Для тайных дел у Мурадеви были другие помощники. Она знала, что

преданная служанка, при ее прямоте и чистосердечии не годится для исполнения темных замыслов. Она либо

прямо отказалась бы, либо, согласившись по принуждению, наделала бы столько ошибок, что все тайное сразу

же оказалось бы явным. Мурадеви ценила в ней верное и любящее сердце, но хорошо знала, что простодушие и

доверчивость Вриндамалы могли оказать хозяйке плохую услугу, а потому она с недавних пор таилась от своей

служанки.

Оттого так неожиданны показались Вриндамале слова, которые обронила при ней Мурадеви. О какой

клятве вспомнила ее госпожа? Не о той ли, в которой она призывала кару на род раджи? Неужели до сих пор не

забыла Мурадеви того, что сказала в день торжества наследника престола? И верно, ведь она пообещала тогда:

“Я вновь завоюю любовь раджи, и тогда он сделает для меня все, что я пожелаю”. Нет, видно не забыла она

своей клятвы.

Вриндамала вздрогнула. Какое же несчастье грозит царскому дому? Не те ли страшные беды, какие

предсказал однажды благостный Васубхути? И предчувствие страшной беды кольнуло сердце доброй служанки.

Гла в а XI

ЗАБОТЫ ЧАНАКЬИ

С того дня как Мурадеви так блистательно разыграла первое действие задуманного спектакля, раджа

Дханананд твердо решил, что никогда больше не оставит ее покоев. У него не было теперь ни малейшего

сомнения в том, что Мурадеви высокого происхождения, что она дочь благородного раджи. Он проклинал себя

за то, что послушался наговоров злодеек, которые из ревности люто возненавидели самую любимую из его жен

и оклеветали ее. Он не мог простить себе, что по первому подозрению отказался от нее, погубил младенца и

обрек несчастную на тяжкие, незаслуженные страдания.

Лишь теперь, казалось ему, он по-настоящему смог оценить ее необычайную доброту, терпение и

благородство. Не она ли, когда он, узнав, что другие жены в своей безумной ревности готовы посягнуть на его,

раджи, жизнь, хотел тотчас же жестоко их покарать, не она ли первая стала умолять его:

— Махараджа, не спешите наказывать, когда неизвестно еще, есть ли настоящая вина. Можно ли верить

рабыням? Они наговорят и такого, что было, и такого, чего не было. Не расслышат сами толком, а пойдут

пересказывать. Как узнать, где ложь, а где правда? Моя Суматика никогда ничего не выдумывает, но ведь то, что

она услышала, может оказаться ложью. Махараджа, мне ли не знать, что такое незаслуженная кара? Мои

мучения кончились. Но я не хочу, чтобы еще кто-нибудь пострадал безвинно.