Получив это приглашение, Ракшас не мог нарадоваться проворству и ловкости своей новой сообщницы и
с великой надеждой стал готовиться к встрече со своим господином. Он думал о том, как откроет радже глаза,
предупредит, что его повелителю грозит смертельная опасность.
Первое, что сказал Дханананд Ракшасу, когда они встретились, было:
— Вы писали мне об угрозе нападения на Паталипутру. Откуда взялись такие опасения? Какой безумец,
ищущий своей гибели, осмелится посягнуть на столицу Магадхи?
У Ракшаса ответ был готов:
— Махараджа, воистину никто из индийских царей не осмелится посягнуть на Магадху. Но греческому
сатрапу Парватешвару давно не дает покоя слава Пушнапури. А теперь глаза у него еще больше разгорелись. Я
слышал, он уже сделал кое-какие приготовления. Мои лазутчики донесли мне об этом, и я посмел сообщить
моему повелителю. Нужно когда-нибудь покончить с этим наглецом. С каждым днем он все выше поднимает
голову. Похоже на то, что в этом году моему господину придется с ним рассчитаться. Но, махараджа, эта
опасность — не главное, ради чего я пришел. Главное — это враги внутри государства…
— Внутри государства? И вы знаете, кто они?
— Нет, сегодня еще не знаю, — обронил Ракшас горькое признание, — но вам следует беречься.
— О да, я тоже так думаю и поэтому всегда очень осторожен.
— Если махараджа осторожен, тогда нет причин страшиться.
— О да, конечно. И, благодарение судьбе, есть еще люди, которые охраняют мою жизнь. Уже был
случай…
— Был случай? — встрепенулся Ракшас. — И махараджа простил?
— Пока да. Чтобы схватить вора, надо поймать его с поличным. Не так ли?
— Но, махараджа, если враг рядом — разве можно закрывать на это глаза? Так и до цареубийства
недалеко. Молю вас, не оставляйте этого без…
— Посмотрим, что будет дальше.
— Но чего же махараджа ждет? Подозреваемых следует наказать… хотя бы удалить…
— Нет, нет. У меня уже есть опыт. Нельзя наказывать по одному только подозрению. Довольно мне таких
ошибок. Вот и госпожа наша настаивает, чтобы не наказывали слишком поспешно тех, кого другая на ее месте
мечтала бы наказать.
Ракшас никак не мог взять в толк намеков и недомолвок, какими говорил раджа. Ум его лихорадочно
искал отгадки, но всякое предположение только еще больше запутывало его. Был случай? Мурадеви просит за
виновных?
— Махараджа, прикажите, и ваш слуга тотчас же расправится с виноватыми!
— Нет, нет, это не для вас… Мои близкие… Я сам займусь, — покачал головой раджа и добавил:
— Господин министр, я столько лет жил в разлуке с Мурадеви, что дорожу теперь каждой минутой,
чтобы побыть с ней вдвоем. Если у вас нет больше дел, то прощайте.
Ракшасу ничего не оставалось, как почтительно поклониться.
— Ах, господин министр, — сказал ему на прощание Дханананд, — мы из пустых сомнений посчитали
подделкой драгоценное ожерелье. Какую несправедливость совершил я однажды! О творец! Я возблагодарю
провидение, если когда-нибудь мне удастся искупить эту вину. И диво: вместо того чтобы послать мне
наказание за грех, бог снова подарил мне безмерное счастье! А то, что я почитал драгоценным сокровищем,
оказалось пустой галькой. Сначала они заставили меня своей рукой убить собственного сына, едва не погубить
любимую жену, а теперь посягнули и на мою жизнь!
В недоумении ушел от своего господина Ракшас: беседа с раджей привела его в полную растерянность.
Гла в а XIX
ТАЙНАЯ БЕСЕДА
Мы не знаем, о чем дальше совещался военачальник с Чанакьей и что нового сообщил ему брахман, но, с
тех пор как они встретились и между ними произошла тайная беседа на берегу Ганги, взгляды Бхагураяна очень
изменились. Теперь, казалось, он проникся к Чанакье еще большим уважением. Когда-то в разговоре Чанакья
заметил, что Ракшас, конечно, предан радже, но трудно сказать, так ли уж он верен истине. Эти слова Бхагураян
стал часто вспоминать и много раз говорил Чанакье, что всецело согласен с ним.
“Действительно, — рассуждал Бхагураян, — министр верен радже, и раджа для него дороже истины. А
раз это так, то он не предан правде по-настоящему. И если ради справедливого дела Ракшаса обмануть, то в
этом не будет никакого греха”.
Чанакья был доволен.
“Бхагураян в моих руках, — говорил он себе. — А это много значит. Основа есть, для начала ничего
больше и не нужно”.
Однако Чанакья испытывал некоторую досаду, видя, что Бхагураян действует не так быстро, как ему
хотелось бы.
“Сущность политики в том, — размышлял брахман, — чтобы не терять времени, когда требуется смелое
и быстрое решение. Кто знает, долго ли все будет оставаться к тайне. Если что-нибудь станет известно, враг
поведет себя осторожнее и придется расстаться по крайней мере с половиной надежд”.
Свои опасения Чанакья высказал Бхагураяну. Однако тот все еще не был уверен, следует ли ради успеха
дела обращаться за помощью к врагам Магадхи. События могли принять весьма нежелательный оборот, если бы
неприятеля не удалось сразу изгнать из ее пределов. Кроме того, хотя Бхагураян сначала и сказал, что готов