Купюра легла под тарелочку с вяленой рыбой, и сухая рука со вздувшимися синими венами переложила ее в карман куртки.
— Бильярдный долг никогда не оформляется, — пояснил, сверкая фиксой, мужичок. — Поэтому, никто в суд должника не потянет. Обычно, ему назначают срок возврата. Если бедняга не принесет бабло, ему хана.
— А за какую сумму могут убить?
— По понятиям — за любую.
— И за червонец? — удивился майор.
— Это долг чести… Если пацан не вернул долг, с ним никто играть не станет, но этим он оскорбил и того, кому должен.
— Чем?
— Если не вернул один, может никто не возвращать… Слышал такое слово — авторитет?
— Понял, — кивнул Бобров, но не менял тему. — Семеныч, наверное есть разница, как убить за карточный долг?
— А то!
Еще одна купюра легла под тарелочку с вяленой рыбой, и сухая рука с наколками переложила ее в карман куртки.
— На перо не посадят, а дурную башку подрехтуют.
— Догадываешься, — прошептал стажер, наклонившись к уху сухого мужичка, — кто мог бы кастетом с одного удара на тот свет отправить?
— Не-е, начальник. Я на такое не подписывался.
— Понял, — не стал давить на информатора служивый. — Если что, знаешь, как меня найти.
— А то! — Семеныч ловко поменял местами пустую кружку со стоявшей напротив, к которой так и не притронулся стажер.
Глава XXII
— Ольга Чеславна! — лейтенант вышел из-под тента, закрывавшего витрину магазина от дождя, — добрый день. Если, вдруг, идете в сторону палаты Андрея, я бы предложил себя в провожатые.
Он искренне улыбнулся, в надежде, что Анисимова не откажется, помня, как некий маньяк не так давно преследовал ее.
— Что ж вы без зонта, Сережа? Идите сюда, — она приподняла свой красный с желтыми клиньями зонт, — а то простынете еще…
Стажеру пришлось пригнуться, чтобы «поднырнуть» под яркий зонт. Он взял его у дамы, и они зашагали вместе, как старые знакомые, неторопливо что-то обсуждая. Окончание рабочего дня ничуть не смутило осенний дождь, он безразлично капал на всех без разбору, а прохожие, поднимали воротники, накидывали на голову капюшоны и открывали зонты. Лишь некоторые ворчали, что эти дожди уже надоели, и пора бы уж засыпать всю эту слякоть белым чистым снегом.
— Вы знаете, Оля, иногда мне нравится моя работа… Можно вот так запросто пройтись под зонтом с очаровательной брюнеткой и спросить ее о планах на вечер, и она не даст мне в ухо за такую наглость.
— Зато может написать начальству в Тимирязевский ОВД, что в рабочее время…
— Ну, во-первых, у меня ненормированный рабочий день, а во-вторых, я уверен, что славная честью так никогда не поступит.
— Ладно, остается третье, — она чуть снизу взглянула на лейтенанта.
— О, это женское коварство! — рассмеялся Сергей, — начальство обо всем догадается без вашего письма, увидев утром мое опухшее красное ухо, и уволит за профнепригодность.
— Уволит-уволит, и в трудовую накатает…
Тут стажер не выдержал и громко рассмеялся. Брюнетка недоверчиво покосилась на своего спутника, не понимая причину такого безудержного веселья.
— Простите… — он сделал резкий жест кистью, словно смахнул с себя воду, — это я вспомнил свое первое дело в Тимирязевском… дело было так… Представьте себе несмышленого «летеху», который со всей ответственностью и серьезностью взял в руки первое, порученное начальством, дело. Знакомится с материалом и не может понять, что это…
Он интригующе выдержал паузу и продолжил.
— В отдел поступила жалоба от гражданина, которого начальник… то ли магазина, то ли какого-то склада уволил за разгильдяйство, которое привело к утрате товара, но на какую-то незначительную сумму. И дело было не в стоимости, а ротозействе. И самое обидное для уволенного сотрудника было в том, что начальник записал в его трудовой книжке причину увольнения на абсолютно нецензурном языке, но с использованием оборотов, принятых у кадровиков.
— Вы серьезно?
— Абсолютно… Я какое-то время сомневался, как поступить, но потом понял, что меня проверяют. Тогда подошел к жалобе в соответствии с буквой закона. Опросил свидетелей, истца, ответчика, и передал дело в суд.
— И как оно называлось, — хихикнула Ольга?
— Дело о хулиганстве… Мне до сих пор в отделе это вспоминают.
— Ачем кончилось?
— Суд постановил привести формулировку увольнения в надлежащий вид. Расходы за счет ответчика.
— Ну, да… а то как бы человек с такой записью в трудовой где-нибудь на работу устроился?
— Так что, Ольга Чеславна, можете не беспокоиться за мое поведение. Как могут уволить я уже знаю.
— Понятно, — вдруг Анисимова перешла на серьезный тон, — и что вы хотели спросить?
— Признаться, не первый день пересматриваю материалы дела о покушении на Андрея и попытке покушения на вас, но не могу понять причины. Все версии рассыпаются. Вы лучше всех знаете Андрея, поэтому, мне важна каждая мелочь, которая от меня ускользает, но вы ее можете знать. Понимаю, что переживать все эти события еще раз для вас тяжело, но… Преступник пока на свободе.
— Но ваш старший коллега скептически отнесся к моим словам и подозрениям.
— Это наша профессия — сомневаться и проверять.
— Хорошо, а у вас есть сомнения по поводу моих страхов?