Вертолет еще немного снизился, и тут я сообразил, что все шахматные фигурки… живые! Пешки — это солдаты в старомодной форме; кони — тоже живые, с лихими всадниками-гусарами; на спинах слонов, под яркими балдахинами, — полунагие смуглотелые погонщики, а ладьи — самоходные башни, как мне показалось, пластмассовые.
Ферзи напоминали маршалов со множеством орденов и медалей. Короли же, белые и черные, — в золотых и серебряных коронах, в горностаевых мантиях, бородатые и величественные, как в сказках.
Особенно оживленно было возле квадрата № 1001: Каисса сделала над ним вираж, и я отчетливо увидел на светлой плите этот номер. Здесь тоже киношники и журналисты, с десяток телевизионных камер, а когда Каисса заканчивала круг — внизу поднялась ужасная суматоха: все устремились к берегу, пешки расхватали свои ружья, те, кто играл на дальних квадратах, отложили партии.
Каисса удовлетворенно кивнула, что-то сказала по радио и плавно пошла на площадку на правый берег, оказавшийся выше левого.
Здесь были устроены трибуны, а как раз напротив квадрата № 1001 под алым тентом виднелся черно-белый трон. Позади, шагах в десяти, — асфальтированная площадка с белым кругом. На нее мы и приземлились — сперва на левое колесо, потом на правое, а потом уж на переднее, как и положено.
Каисса выключила двигатель, и я помог ей выйти из машины.
4
Девочки в белых платьях и мальчики в черных костюмчиках встретили Каиссу розами и гвоздиками.
Церемониймейстер, в черном фраке, в высоком блестящем цилиндре, с пышным белым бантом на худой загорелой шее, склонился перед нею в глубоком поклоне, почтительно коснулся губами ее руки и проводил к трону.
— Да здравствует повелительница шахмат! — кричали в толпе гостей. — Ура Каиссе!..
В этом торжественном шуме и гаме я стоял, вконец растерявшийся, и не знал куда себя деть. Выручил церемониймейстер. Он важно подошел ко мне и прокричал на ухо:
— Меня зовут Цирлих-Манирлих… Ее величество приглашает вас, миллионного гостя… Вы удостоены высокой чести и можете сидеть на первой ступеньке ее трона!
На верхней ступеньке трона лежала кем-то приготовленная подушечка, и Каисса дружески указала мне на нее. Держалась она с достоинством, но просто, а когда у нее просили автограф, исполняла просьбу без всякого жеманства.
— Ни одна повелительница не имеет столько верных подданных, как она, — шепнул мне на ухо Цирлих-Манирлих. Уже наступала тишина, и он, видимо, торопился досказать свою мысль: — Сами знаете: люди разных возрастов во всех странах любят шахматы… Одно за другим рушились королевства и царства, но шахматная столица Восемью Восемь только расширяется и укрепляется. И будет жить вечно!.. Извините, ее величество подает мне знак начинать…
Он размеренным шагом подошел к микрофону, установленному на треноге, и взмахнул платочком.
На зеленую лужайку вышли шестьдесят четыре (по числу клеток на шахматной доске!) фанфариста в черных и белых одеяниях, в бархатных беретах с помпончиками; они походили на средневековых пажей.
Взметнулись серебряные трубы, и в свежем горном воздухе прозвучали вступительные аккорды фанфарного марша.
— Дорогие гости! — начал свою речь Цирлих-Манирлих. — Как вы знаете, только в шахматных сражениях участники борьбы не погибают, а лишь на время покидают поле битвы, готовые играть затем в следующей партии. Но недавно нас постигло несчастье: в армии черных квадрата номер тысяча один… умер король!
Все встали и, склонив головы, почтили память покойного минутным молчанием.
— Это тем более огорчительно, — продолжал церемониймейстер, — что у нас имеются резервные пешки и все фигуры, все… кроме короля! Вы спросите: почему? Я отвечу: если обычно шахматисты повелевают своими фигурами, то у нас игроками являются сами короли… Они ведут игру и одновременно участвуют в ней! Но шахматная армия не может оставаться без короля… Вот почему ее величество Каисса бросила клич: «Требуется король!» Долгое время не находилось желающих, а мы не скоро поняли, что это произошло по вине писаря, который забыл указать, что требуется не простой, а шахматный король… Но не успели мы исправить досадную ошибку, как желающий нашелся…
— Ура!!! — закричала многотысячная толпа.
Цирлих-Манирлих поднял руку, давая понять, что он еще не все сказал, и мало-помалу порядок восстановился.
— Новый король пожелал остаться неизвестным, — сказал церемониймейстер. — Мы знаем, что скромность свойственна всем настоящим шахматистам… Сегодня король черных тысяча один примет парад соседних армий и доставит нам удовольствие в шахматной борьбе.
Он снова взмахнул платочком, и тишину разорвал залп шестидесяти четырех черных и белых пушек, салютуя новому королю и возвещая о начале парада.