– Алеша, – дали Колосову задание, – ты несись в партийную школу и, вооруженную, приводи сюда.
Алеша мигом за дело.
Верменичев тем временем, как член областного комитета партии, с нашего общего согласия дал от имени обкома знать уездно-городскому комитету, что надо экстренно собрать партийцев и в строю, вооруженных, привести к штадиву.
Через несколько минут под командой китайца[21]
Масанчи из караульного батальона пришел посланный Шегабутдиновым отрядик в пятьдесят четыре человека – мы ввели его во двор штаба.Во дворе тревога: шмыгают тени взад-вперед, что-то торопливо в разные стороны перетаскивают красноармейцы, кому-то кто-то строго, кратко отдает у крыльца приказание – слышны только чеканные отдельные слова; проволокли к воротам пулемет, у нагороди конь кусанул соседа под гриву, и тот взревел, – стоявший рядом красноармеец вытянул забияку прикладом; на крыльцо и с крыльца штадива то и дело скачут черные силуэты, – двор в тревоге, в возбужденном, беспокойном броженье… Мы все в штадиве сбились в большой, слабо освещенной комнате, за дубовым широким столом, подсчитываем силы. Вот они, наши силы:
Команда трибунала . . . . . . . . 60 чел.
Команда особотдела . . . . . . . . 75 «
Рота интернационалистов . . . . 100 «
Партийная школа . . . . . . . . . 40 «
Комрота штадива . . . . . . . . . 60 «
Остатки караульного батальона . . 54 «
Городская парторганизация . . . . 20 «[22]
Это – наличность штыков. Итого – около четырехсот. Сила немалая. Да, немалая, кабы верная да надежная…
– Тш… ш… ш… Это что?
Мы прислушались, – доносилась издалека все явственней и громче боевая походная песня:
Кто может быть? Неужто идут? Но мы ждем ведь удара совсем с другой стороны, от сквера. А там повсюду разведчики наши и дозоры. Кто же это может идти под боевую-походную?
Жена Горячева, жена Кравчука, Ная, Антонина Кондурушкина – эти все время с нами, вместе пришли в штадив, приготовились разделить общую долю. Они были теперь особенно к делу; надежней не найти разведчиц!
– А ну, в разведку…
Они срываются с подоконников, исчезают и скоро сообщают радостное:
– Подходит партийная школа…
Она прошла кругом и близилась переулками, значительно левее того пути, по которому мы ее ждали.
Пришла во двор и пропала, растворилась в суете его и тревоге.
Вооруженные чем только было возможно, мы каждую минуту ждем удара. Уж все готово к встрече: колонками построено во дворе, цепочкой растянуто вокруг штадива, открыли тонкие хищные глотки черно-глянцевые пулеметы, чуть позванивают штыками тяжеловесные винтовки.
Мы зорко, чутко наблюдаем за сквером.
Ударом готовы ответить на удар. Но знаем заранее, что это не выход. Это неизбежное, но
Вот они развертываются, события, – их надо учесть и разом с разных сторон:
Отношения с Китаем… Угроза Анненкова – Щербакова… Угроза новой национальной резни… Шеститысячная белая пленная армия…
Перед нами выросла живо грозная перспектива мятежа: если только победа окажется на стороне мятежников – дикая вакханалия расправ, бессмысленных зверств и жестокой мести, грабежи, пожары кишлаков и сквозь этот ужас – белый генерал на коне…
Да, это не фантазия, это очень, очень реальная перспектива.
А как предотвратить? Что делать с
Мы уже знаем, что в крепости больше тысячи штыков, знаем, что туда красноармейцы непрестанно перебегают изо всех наших команд, что бежит туда население из соседних станиц, – оно мгновенно узнало обо всем, а может, и раньше знало.
Там, в крепости, уж давно разбиты склады, и из складов этих делят оружие приходящим… Там три орудия – у нас ни одного; там до десяти пулеметов – у нас три…
Вся область сочувственно откликнется мятежникам, она только и ждет, как бы прогнать этих сборщиков продразверстки. Крестьянское Семиречье будет все на стороне мятежников… Не вступится за нас город, не вступится и станица, а киргизская беднота, кишлак туземный – что он поделает, безоружный, против вооруженных полков? Ташкент – шестьсот верст за горами, и все шестьсот – без железной дороги. Если бы подмогу оттуда – долго ждать. Блажевич из Сибири – когда-то подойдет. Скорой подмоги нет ниоткуда. Свои силы… да что ж это за силы!