Чапаев

Части 25-й стрелковой дивизии, получив столь категоричный приказ, медленно, несмотря на упорное сопротивление противника, продвигались к станции Чишма. В районе Чапаево, Барангуловой они 28 мая отразили контратаку частей Западной армии, в которой участвовали три полка пехоты и до полутора тысяч всадников. В ходе наступления Василий Иванович заблаговременно принял меры по форсированию р. Белая.[203] С этой целью он вечером 29 мая приказал командиру 75-й стрелковой бригады Ф. К. Потапову не допустить взрыва противником моста через реку Уфа и овладеть городом Уфа. Командиру 73-й стрелковой бригады И. С. Кутякову вместе с 73-м кавалерийским дивизионом предстояло переправиться через р. Белая и занять населенные пункты Степаново, Максимово и Богородское. На 74-ю стрелковую бригаду возлагалось обеспечение одним полком и одной батареей левого фланга дивизии, а остальными силами форсирование Белой и овладение деревнями Новые и Старые Турбаслы. Сводный кавалерийский дивизион (25, 75 и 74-й кавалерийские дивизионы) во главе с П. А. Суровым должен был оказать содействие 74-й стрелковой бригаде и, переправившись через реку Белая, нанести удар по противнику с тыла. Начальник авиационного отряда Железное получил задачу на ведение воздушной разведки на участке железной дороги от Чишмы до Козловской и от Уфы по реке Белая до Благовещенского. От командиров бригад требовалось обеспечить саперные роты всем необходимым для оказания содействия стрелковым частям при переправе через Белую.

Несмотря на упорное сопротивление противника, части 25-й стрелковой дивизии выполнили поставленную задачу раньше установленного срока, заняв 30 мая станцию Чишма. Многие бойцы и командиры проявили отвагу и героизм, и было решено наградить наиболее отличившихся. Об этом повествует Фурманов в романе «Чапаев»:

«Теперь за Чишяу прислали награды, — их надо было распределить по полкам. Но тут получился казус. Один из геройских, особенно отличившихся полков наград не принял. Красноармейцы и командиры, которым награды были присуждены, заявили, что все они, всем полком, одинаково мужественно и честно защищали Советскую Республику, что нет среди них ни дурных, ни хороших, а трусов и подавно нет, потому что с ними разделались бы свои же ребята. «Мы желаем остаться без всяких наград, — заявили они. — Мы в полку своем будем все одинаковые…» В те времена подобные случаи были очень, очень частым явлением. Такие бывали порывы, такие бывали высокие подъемы, что диву даешься! На дело смотрели как-то особенно просто, непосредственно, совершенно бескорыстно: "Зачем я буду первым? Пусть буду равным. Чем сосед мой хуже, чем он лучше меня? Если хуже — давай его выправлять, если лучше — выправляй меня, но и только…».

Отказ полка от наград, подчеркивает Фурманов, был только наиболее ярким выражением той пренебрежительности к отличиям, которая характерна была для всей дивизии, в том числе и для командиров, для политических работников, больших и малых. Они, собравшись в политотделе, попросили Клычкова, вполне с ними солидарного, отослать в ЦК РКП(б) протест относительно системы награждений. В составленной по этому поводу бумаге говорилось: