Чапаев

По установленному порядку в Красной Армии любой приказ, приказание и донесение обязательно подписывали три человека: командир, комиссар и начальник штаба. Такого порядка придерживались и в 25-й стрелковой дивизии. Но в данном случае Д. А. Фурманов отказался ставить свою подпись под проектом приказа начдива. Причины, побудившие его поступить таким образом, комиссар изложил в телеграмме, направленной в Реввоенсовет и политотдел Южной группы армий:

«Мы издаем приказ по дивизии относительно сокращения количества подвод, занятых часто совершенно непроизводительно разным хламом. Особенно ценна каждая лошадь теперь, при начале полевых работ, и все-таки не могу согласиться с Чапаевым, что политод, а именно его культурно — просветительный отдел, следует оставить здесь, в Уральске. Когда дивизия пойдет вперед, все части должны ехать вместе, тем более что культпросвет только что приспособился работать непосредственно при полках. Для Чапаева это» какие-то доски и ненужные забавы», а я придаю культпросвету большое значение и не смотрю на него только как на забаву. Он грозит оставить культпросвет силой и отнять лошадей. Предлагаю вовремя одернуть, воспретить самодурство. Необходимость бросить культпросвет на произвол он мотивирует нуждою в лошадях, тогда как прежде об этом почему-то речи не было, да, кроме того, теперь нами захвачено немало верблюдов, пополнивших транспорт».[257]

Надежда Д. А. Фурманова получить поддержку от вышестоящего политического органа не оправдалась. Член Реввоенсовета Южной группы армий П. И. Баранов в разговоре по прямому проводу с В. И. Чапаевым сообщил:

— Ревсовет находит, что выработанный вами приказ является своевременным и необходимым.

Так, еще раз Чапаев одержал победу над комиссаром, пытавшимся воспретить его «самодурство». Военная целесообразность в данном случае оказалась сильнее политической необходимости. В степи, выжженной противником, под палящими лучами солнца вести наступление в пешем порядке было равносильно смерти. Бойцы и командиры вынуждены были действовать в условиях нестерпимой жары, доходившей нередко до 60 градусов. Кругом на десятки километров не было ни одного колодца, ни даже кустика для защиты от палящего зноя. Немало бойцов погибало от солнечных ударов и смертельной жажды. Поэтому Чапаев поступил так, как на его месте поступил бы любой здравомыслящий человек: посадил красноармейцев на подводы. Это позволило увеличить маневренность частей дивизии и сберечь силы бойцов и командиров, которые требовались в борьбе с опытным противником…

Во второй половине июля 1919 г. между 25-й стрелковой дивизией и частями Уральской отдельной армии развернулись ожесточенные бои в районе Усихи. Конница противника практически непрерывно наносила удары по флангам и тылу дивизии, а его пехота наседала с фронта. Части дивизии, неся огромные потери, самоотверженно отбивали атаки казаков. В результате они вынуждены были перейти к обороне. Таким образом, инициатива у противника была вырвана.

В то время как в районе Усихи противоборствующие стороны пытались переломить ход событий каждая в свою пользу, перед Чапаевым неожиданно возникла дилемма. Командующий 4-й армией поставил ему задачу перейти 21 июля в наступление на Лбищенск, но перед этим было приказано занять форпост Чеганский, станицу Переметная, Зелененький, хутор Бакаушина и выйти юго — восточнее разъезда Россошинский. Чтобы разрешить возникшую дилемму, Чапаев 17 июля связался по прямому проводу с начальником штаба Южной группы армий B.C. Лазаревичем, чтобы выяснить, какой приказ выполнять — первый или последний. Ситуация усугублялась и тем, что отсутствовала связь с частями дивизии и штабом 4-й армии. В результате начдив не знал, где находятся его части. Приведем отрывок из разговора Чапаева с Лазаревичем: