Чардаш смерти

– В какую сторону пойдём? – спросил Шаймоши.

Резонный вопрос. Действительно, в какую?

Правая рука уже замерзла и плохо слушалась, но Дани кое-как удалось извлечь из планшета карту. Взбесившийся ветер трепал лист бумаги, сыпал на него белую крупу. В угасающем свете фары они несколько минут рассматривали голубоватые, извилистые узоры рек и зелёные пятна лесных массивов. Куда утекли эти реки? Где леса? Всё стёрла белая пурга.

– Мы потерялись… – пролепетал водитель.

– Отставить панические разговоры, – привычно рявкнул Дани.

Шаймоши всматривался в метель.

– К нам кто-то едет, – после минутного молчания проговорил он.

– Я не вижу света фар, – сказал водитель.

– Они едут в санях, – Шаймоши сделал несколько неуверенных шагов назад, по пробитой ими колее.

– Русские ездят с колокольчиками, – возразил водитель. – А я слышу только вой метели.

– Эти едут без колокольчика, – сказал Шаймоши. – Может, они партизаны?

Дани поспешно сунул карту под передний бампер «хорьха» и вытащил из кобуры пистолет. Не откажет ли оружие на таком морозе? Водитель тоже вооружился. В багажнике «хорьха» у него хранился целый арсенал – всё в свежей смазке. Водитель щелкнул затвором винтовки.

– Эй! Китио е на наши! – закричал Шаймоши и замахал руками.

– На каком языке он говорит? – спросил водитель.

– Шаймоши думает, что знает русский язык, – усмехнулся Дани.

Дани выстрелил в воздух по двум причинам. Во-первых, надо проверить работоспособность оружия. Во-вторых, привлечь внимание следующих по дороге людей. Пусть пурга овладела всей округой, но даже в такую погоду партизаны вряд ли решатся открыто разъезжать по тракту.

Наконец из снежной пелены вынырнула понурая кляча. Следом за ней тащились сани. Человек, сидевший на передке саней был одет в лохматую, русского фасона шапку и длиннополый, вывороченный тулуп. Следом за санями из пурги вышли две лошади – конь и кобыла. Оба взнузданные и покрытые странными, меховыми покрывалами. Впотьмах Дани принял их за медвежьи шкуры. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что покрывала пошиты из овечьего меха. Обе лошади, подобно собакам, трусили следом за санями.

– Посмотрите-ка, господин лейтенант! Это Микулаш! Клянусь мощами святого Иштвана! – закричал Шаймоши.

Дани присмотрелся. Действительно, лицо возницы украшала довольно длинная и широкая, совершенно белая борода.

Микулаш издал страшный вопль. Лошадёнка остановилась.

– Я знаю тебя! Ты – Гюла Шаймоши, – возница говорил на школярски-правильном немецком языке. Разумеется, из всей его речи Шаймоши разобрал только собственное имя.

– Эй, ты! Говори по-русски! – крикнул Дани.

– Ярый Мадьяр!!! – взревел возница. – А-а-а!!!

Водитель сделал предупредительный выстрел из винтовки. Тоже хорошо! И это оружие исправно! Проклятая русская зима лишила их транспортного средства, но не смогла разоружить.

– Прикажи своим людям не стрелять, ваше благородие! – сказал возница.

– Кто ты?

– Я – Матвей Подлесных, дед Матюха, Колдун. Называй как хочешь, но не стреляй!

– Куда следуешь? Говори!

– Сам не ведаю куда, ваше благородие. Хотел добраться до Семидесятского, но в такую пургу нынче уж туда не попаду.

– Сколько километров до Девицы? И в какой она стороне?

– Пара-тройка вёрст. Но лучше уж следовать в Староникольское. Там есть жилые дома и можно добыть еды.

– У нас с собой сухой паёк. Голодным не останешься. Решено: следуем в Девицу. Эй, как там тебя… – Дани обернулся к водителю и заговорил по венгерски.

– Вытаскивай всё из багажника и перекладывай в сани. Выполняй!

Унтеры кинулись выполнять приказание.

– Ваше благородие, у меня в санях пленный! – сказал возница.

– Так посади его на лошадь или пусть топает пешком.

– Не-е-ет! Он идти не может, потому как ранен как раз в ногу.

– Чёрт тебя дери! Так выкини его! Эка невидаль, русский пленный!

– Не-е-ет. Этот человек – диверсант. Мне за него господин комендант отслюнявит пригоршню дойчмарок, прежде чем вздёрнет его перед комендатурой.

Им всё же удалось договориться. Шаймоши сел на передок. Сам дед Матюха взгромоздился в седло своего тощего коня, водителя удалось усадить верхом на кобылу, а Дани устроился в санях рядом с пленным. Матвей Подлесных накрыл обоих огромным, изготовленным из овечьего меха одеялом, которое называл странным словом «бурка». Тот не двигался, молчал и, казалось, пребывал в забытьи. Русский не очнулся даже после того, как Дани осветил его лицо лучом карманного фонарика. Странно симпатичным и мимолётно знакомым показалось ему лицо этого русского мужика. Осунувшееся, почерневшее от холода и усталости, оно хранило странно-безмятежное выражение. Такие выражения Дани видел иногда на лицах приговорённых к смерти людей.

– Что, залюбовался, твоё благородие? – дед Матюха склонился с седла. – Красивый, да?

– Что ты мелешь, сволочь? – прорычал Дани.

– Да про тебя всякое треплет народ… Я вот думаю – может, правда.

– Да что ж такое про меня треплет народ?

– А то, что вот этот вот Шаймоши до тебя будто мальчиков водит. Гы-ы-ы…

– А не вздёрнуть ли и тебя рядом с этим вот… Как его? Имя? Кличка? Знаешь что-нибудь о нём?