Чарли Чаплин

Впрочем, крайняя усталость не мешала ему развлекать гостей. Съемочную площадку посетил Уинстон Черчилль. Частым гостем дома на Саммит-драйв был испанский режиссер Луис Бунюэль. Впоследствии он вспоминал, что хозяин студии пытался устроить для него настоящую оргию… У Чарли также гостил Сергей Эйзенштейн. Он писал одному из друзей: «Мы часто ездим домой к Чаплину играть в теннис. Он очень мил. И чрезвычайно несчастен (в личной жизни)». Более определенно Эйзенштейн отзывался о Чаплине как об актере, а не как о личности. Он сказал: «Настоящий, пробуждающий все лучшее, «богоизбранный человек», о котором мечтал Вагнер, – это не Парсифаль, склонившийся перед Граалем в Байройте, а Чарли Чаплин среди мусорных баков Ист-Сайда».

Англичанин Айвор Монтегю, который в то время был помощником продюсера на студии Paramount, вспоминал чаепитие в саду на Саммит-драйв: «…там все было невероятно живописно и напоминало английское графство». Чаплин играл в теннис с гостями на собственном корте, проявляя необыкновенный азарт и волю к победе. Монтегю говорил: «Чарли был очень хорошим теннисистом. Похоже, он мог научиться любому навыку, который ему нравился».

Съемки «Огней большого города» закончились осенью 1930 года, но это не означало окончание работы в целом. Чарли решил, что должен написать музыкальное сопровождение к картине. Возможно, эта музыка была навеяна песенкой «Жимолость и пчела», которую он однажды вечером услышал в Лондоне и потом помнил всю жизнь. Таким образом, музыкальный ряд включает мелодии викторианского театра, однако они отличаются изяществом и простотой, точно совпадая с настроением на экране. В целом музыка Чаплина временами веселая, а временами лиричная. В ней слышны и энергичные духовые инструменты, и пронзительные скрипки. Одни пассажи написаны в ритме вальса и танго, другие напоминают приятные мелодии оркестров, которые обычно играют на набережной. Музыка Чаплина может быть волнующей, милой, игривой и меланхоличной.

В интервью на радио Чаплин сказал, что первые пьесы Karno Company, в которых появились «комедийные бродяги», сопровождались красивой камерной музыкой, чем-то из XVIII века, очень «цветистой» и очень торжественной, а также чрезвычайно смешной в качестве контрапункта. «В этом смысле я многое позаимствовал у мистера Фреда Карно», – добавил Чарли. Его музыкальные сочинения еще более примечательны в свете того, что он никогда не учился музыке. Чаплин напевал мелодию, а кто-то из музыкантов записывал ноты. При этом музыка всегда жила в его душе. Во всех следующих фильмах Чарли много музыки его собственного сочинения.

Премьера «Огней большого города» состоялась в конце января 1931 года в Лос-Анджелесе. Чаплин очень волновался, не зная, как примут фильм. Он сказал Генри Бергману: «Я сомневаюсь насчет этой картины. Я не уверен». По пути в кинотеатр он бормотал: «Не думаю, что все пройдет хорошо. Им не понравится… Нет, я это чувствую». И действительно, это был большой риск – немой фильм в новую эру звукового кино.

После просмотра зрители устроили фильму овацию. Несколько дней спустя на премьере в Нью-Йорке «Огни большого города» были встречены с не меньшим воодушевлением и восторгом. На следующее утро заведующий рекламой Чаплина вошел к нему в спальню в номере гостинице со словами: «Все в порядке! Потрясающий успех! С десяти утра выстроилась очередь на весь квартал, даже машины не могут проехать. С десяток полицейских пытаются навести порядок. Люди рвутся в зал. И вы бы послушали, как они кричат!» По общему признанию это был шедевр старого искусства, напоминавший зрителям о том, что было утеряно при переходе к звуковому кино.

Фильм, снабженный подзаголовком «Комедийный роман в пантомиме», – это выдающееся произведение, ошеломляющее диапазоном и разнообразием эмоций. Чаплин высмеивает чувство жалости и одновременно поддается ему. Ни разу не жертвуя психологическим настроем повествования, он вводит в сюжет несколько комических сцен, например нелепый боксерский поединок.

Картина вышла на экраны в самом начале Великой депрессии, периода отчаяния и нищеты, когда фигура голодного и бездомного Бродяги стала еще более уместной. Чаплин не проводил никаких параллелей с национальным бедствием, но разразившийся в стране кризис стал контекстом для взаимоотношений между Бродягой и бедной цветочницей. И эмоции у зрителей были глубже, возникали быстрее.

Финальная сцена фильма, наверное, может считаться величайшим триумфом чаплиновского искусства. Слепая цветочница вылечилась и открыла свой магазин, но она еще не видела своего благодетеля. Бродяга, даже более жалкий, чем прежде, случайно оказывается около ее магазинчика. Девушка, протягивая ему монету, касается его руки и узнает его. «Теперь вы видите?» – спрашивает Бродяга. «Да, теперь я вижу», – отвечает цветочница. Этим и заканчивается фильм – на лице Бродяги выражение радости и ужаса. Критик Джеймс Эйджи писал: «От этой картины сжимается сердце. Это величайший образец актерской игры и наивысшее достижение в кинематографии». Сам Чаплин очень любил «Огни большого города».