Чарли Чаплин

По сути, Чаплин еще раз пересказал суть своей финальной речи в «Великом диктаторе». Возможно, публичные выступления стали для него продолжением роли, сыгранной в фильме. Другими словами, он по-прежнему лицедействовал. Дуглас Фэрбенкс-младший считал, что та речь на Мэдисон-сквер-гарден была трагедией Чаплина и его жутким позором.

Осенью того же года Чарли принял предложение выступить на собрании «Артисты за победу в войне» в Carnegie Hall в Нью-Йорке, в котором участвовали такие знаменитости, как Орсон Уэллс и Перл Бак. В своей речи Чаплин отверг опасения, что после войны коммунистическая система распространится на весь мир, и заявил о собственной непритязательности. «Я могу, – сказал он, – жить на двадцать пять тысяч долларов в год». В это верилось с трудом.

Чаплин написал приветствие митингу «Да здравствует наш советский союзник», который проводился в Чикаго, а затем выступил в Нью-Йорке на благотворительном ужине «Искусство для России», где в своей речи объявил гостям, что «русские чистки» были замечательной вещью, и прибавил: «…этими чистками коммунисты избавились от своих квислингов и лавалей… единственные люди, которые выступают против коммунизма и которые используют его в качестве пугала, – это нацистские агенты в этой стране». Старший сын Чаплина вспоминал, что в тот период в некоторых кругах отца принимали уже не так радушно, как раньше. Его больше не приглашали на уик-энд в загородные дома богатых и знаменитых американцев.

Чаплин произнес речь, которую должны были передать по радио в СССР, и записал другую – для английской аудитории, в которой сказал: «Я помню улицы Ламбета, Нью-Кат и Ламбет-уок, Воксхолл-роуд. Это были жестокие улицы, и никто не может сказать, что они вымощены золотом. Но люди, которые там жили, были сделаны из благородного металла».

В конце 1942 года журналист Вествуд Пеглер заметил: «Недавно Чаплин сказал, что он настроен прокоммунистически, а это значит, что антиамерикански». Пеглер обвинил Чаплина в том, что тот скрывал свои политические взгляды, пока не заработал достаточно денег, чтобы защитить собственные коммерческие интересы. Журналист задал вопрос, на который через несколько лет Чаплину все-таки пришлось ответить, причем не частному лицу, а более чем серьезной структуре: «Как и многие американцы, я хотел бы знать, почему Чарли Чаплину позволили больше сорока лет жить в Америке, не принимая гражданства?»

Чаплин всегда утверждал, что он не коммунист, хотя и выражал восхищение советским режимом. В 1943 году он еще раз бурно аплодировал СССР как смелому новому миру, который дает надежду и который манит простого человека. В этом мире, говорил Чарли, стремление к справедливости и свободе все больше расцветает с каждым годом. «Теперь, когда родовые муки подошли к концу, эта красота сохранится навек».

В начале XXI века сказанные им слова могут показаться фальшивыми, но тогда подобные чувства разделяли многие. Среди друзей и знакомых Чаплина в Голливуде были несгибаемые левые радикалы, например писатели Дональд Стюарт и Клиффорд Одетс. Он также подружился с бежавшими из Европы Бертольтом Брехтом и Фрицем Лангом, образовавшими эмигрантскую общину, атмосфера в которой была пропитана гневом и горечью. Голливуд стал убежищем для многих еврейских артистов и писателей, спасшихся от нацистов. Особенно сблизился Чарли с композитором Гансом Эйслером, хотя того и подозревали в шпионаже на СССР. Дружбу с Эйслером впоследствии Чаплину поставят в вину.

Поверить в то, что Чарли действительно был предан идее коммунизма, трудно. Он зарабатывал и продолжал зарабатывать большие деньги на фондовой бирже, и его с полным основанием можно было назвать олицетворением человека, который всего добился собственным трудом. Друзья считали его, как выражались в те времена, салонным социалистом или либералом в лимузине, готовым принять социалистические убеждения без какой-либо попытки воплотить их в жизнь.

В то же время Чаплин искренне ненавидел несправедливость и угнетение. Всю свою жизнь он боролся против авторитарного контроля и власти. Однажды Чарли признался: «Я знаю, что такое унижение, а унижение – такая штука, которую не забудешь никогда». Этот урок он усвоил в детстве. Правильнее было бы сказать, что Чаплин был приверженцем свободы со склонностью к анархизму. Но свободы он требовал для себя и добился ее сам. Он не желал знать, к примеру, какой сегодня день недели, и никогда не носил часов. Этот неистовый индивидуализм и стал основой его политических взглядов.

Возможно и более простое объяснение, поскольку, как сказал Тим Дюран, в глубине души Чарли тщеславный человек, и он это признает. Ему нужно удивить людей, вызвать к себе интерес.