ЧАРЛИ ЧАПЛИН СНИМАЕТ КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

Третья картина переносит нас в Тель–Авив, где евреи устраивают карнавал в честь создания государства и избрания первого президента Альберта Эйнштейна. Интересно, что через 20 лет после написания пьесы руководители Израиля тоже предлагали реальному Альберту Эйнштейну пост президента Государства, но великий ученый вежливо отклонил заманчивое предложение. Пока народ веселится на улицах, намечаются разногласия между теми, кто ищет временного убежища и хочет «государства, как все государства», и теми, кто требует немедленного возрождения царства дома Давида. Празднования, как и политическая борьба, никогда не затихают в еврейском народе. Даже в гетто и нацистских концлагерях и того и другого было достаточно.

В следующей сцене мы попадаем в столицу Еврейского государства Иерусалим. Пока Тель–Авив празднует, в столице назревает заговор против президента Эйнштейна. Честолюбивые политики ведут войны за престиж, а близорукое общественное мнение не готово больше терпеть трудности. Народ хочет назад, в диаспору. Во главе движения «возвращенцев» становится жена президента, голливудская актриса Александра. Жены еврейских лидеров в действительности тоже отличались политической активностью. Жена Бен–Гуриона Поля яростно, чуть ли не с кулаками бросалась в коридорах Кнессета на политических противников мужа, посмевших критиковать ее супругаа, требовала прервать заседания правительства, потому что Бен–Гуриону пора обедать и принять лекарство. Жены Ицхака Рабина и Биньямина Нетаньяху не стеснялись вмешиваться в дела государственного управления, а Ариэль Шарон ввел своего сына в парламент и государственные дела. Очевидно, с ростом всеобщей американизации, переживаемой израильским обществом, придет к нам царящий в Америке политический непотизм. Вероятно, мы еще увидим, как жены наследуют, а то и отбирают у мужа высший политический пост.

Следующая сцена открывается яростными спорами. Евреи хотят обратно в Европу. Во время массовых беспорядков Александра захватывает парламент в Иерусалиме. На сцене мятежники арестовывают президента Эйнштейна и молодых поселенцев во главе с Шоломом Бен–Хорином. Победители в едином порыве поют сионистский гимн «Надежда» («Атиква»), позже ставший гимном Государства Израиль, извращая слова в свете новой политической перспективы возвращения из Сиона.

Пока в наших сердцах

Дышит еврейская душа…

Еще не потеряна наша надежда

Которой две тысячи лет,

В страны изгнания наши любимые

Вернуться всем нам навек…

(вместо: «Быть свободным народом на своей Земле

На земле Сиона и Иерусалима»,

как в каноническом тексте гимна Нафтали Герц Инбера)

Сцены стремительно сменяют одна другую. На празднестве в честь новой правительницы, униженного заключенного Эйнштейна заставили петь в наказание серенаду, написанную дворцовым графоманом. Чарли Чаплин интервьюирует бывшего президента. Затем новая сцена — «Дворец мечты», созданный Александрой: временная мера, пока не станет возможным вернуться в диаспору. Кажущаяся простота пьесы скрывает сложную символику, поскольку «дом мечты» — еще и «фабрика грез», обычный синоним Голливуда, утверждавшийся в начале 30–х годов.

По доброй воле редкие евреи выбирали Израиль. И сейчас, когда в Германию ежегодно эмигрирует больше евреев, чем в Израиль; израильтяне в Лос–Анджелесе или Нью–Йорке со слезами на глазах распевают «Атикву»; в Москву вернулось свыше 50 тысяч израильтян; в посольствах Польши или Словакии, ставших в Холокост огромным еврейским кладбищем, стоят огромные очереди израильтян, мечтающих о восстановлении гражданства, потерянного их дедами, поражает точность прогноза драматурга.

Грезы и мечты маленьких людей, еще с библейских времен вспоминающих «горшки с мясом» на оставленной старой родине, сталкиваются здесь с мессианскими идеями Вечного Жида, попавшего на корабль вместе с остальными евреями. Вечный скиталец твердо решает поселиться в Земле Израиля и бороться за создание Царства Давида. Он призывает людей забыть изгнание. Как и во времена библейского исхода из Египта, общество разделилось на «помнящих изгнание» евреев–космополитов и тех, кто предпочитает забыть изгнание–диаспору, отказаться от мира и навек поселиться в земле предков. Вечный Жид зовет их на идише фрумэ фаргесер (буквально «пылких забывших»), хотя слово фрумэ в идише имеет значение «горячо верующие, богобоязненные, исполняющие религиозные заветы». Цейтлин предвидит, что революционный пыл светских сионистов, как правых, так и социалистов, не переживет поколения отцов–основателей, а идеи восстановления Еврейского государства неизбежно свяжутся с религиозным мистицизмом.