Чародей

Минтака боролась со своими путами, крутила и тянула руки, прижав босые ноги к стойкам клетки, чтобы лучше упереться. Она чувствовала, как кожа слезала с запястий и теплая кровь потекла по ладоням и пальцам, но кожаные ремни были завязаны туго и крепко, и она не могла ни растянуть, ни разорвать их. Ее руки стали неметь от недостатка крови. Всякий раз, когда она отдыхала от этой борьбы, ее взгляд возвращался к обмякшему телу Мерикары на колесе. Она звала ее:

– Я люблю тебя, моя дорогая. Мерен любит тебя. Не умирай. Ради нас, пожалуйста, не умирай. – Но глаза Мерикары были широко открыты, а взгляд неподвижен. Скоро ее глаза стали сохнуть и стекленеть под тонким слоем пыли, и мухи назойливо зароились над телом и стали пить из лужи крови между ее ногами.

Затем Минтака услышала звуки драки, доносившиеся от входа в шатер, и, повернув голову, увидела двух служанок Гесерет, выползающих из шатра. Каждая несла большой мешок, набитый украденными ценностями. Минтака крикнула им:

– Пожалуйста, освободите меня. Вы получите свободу и большую награду, – но они испуганно и виновато поглядели на нее и выбежали из ограды на дорогу, чтобы присоединиться к отступающему в беспорядке побежденному войску, идущему на восток.

Позднее у ворот раздались голоса, и Минтака хотела закричать, но вовремя узнала грубую речь и успела сдержаться. Четыре человека осторожно вошли в лагерь. По их лицам, одежде и разговору она поняла, что это негодяи самого низкого пошиба, вероятно, из шаек шакалов и падальщиков, следующих за любым войском, чтобы грабить и воровать. Она опустила голову и притворилась мертвой.

Негодяи остановились посмотреть на тело Мерикары. Один засмеялся и сделал такое непристойное замечание, что Минтака крепко зажмурилась и с большим трудом заставила себя смолчать.

Затем они подошли к клетке и поглядели на нее. Она лежала совершенно неподвижно и старалась не дышать. Понимая, как ужасно она выглядит, она попробовала притвориться мертвой.

– Воняет, как от свиньи, – заметил один из них. – Лучше займусь этим с Госпожой Ладонью и ее пятью дочерьми. – Они дружно загоготали над этой шуткой и разошлись по лагерю в поисках добычи. Они ушли, унося все, что могли, Минтака смотрела на удлиняющиеся на утоптанной земле лагеря тени, а тем временем снаружи звуки проезжающих повозок, телег и идущих пешком людей медленно стихли. Перед самым закатом прошли последние из них, и тишина пустыни и смерти опустилась на лагерь.

Ночью Минтака иногда погружалась в сон, побежденная истощением и охватившим ее отчаянием. Всякий раз, просыпаясь, она видела в серебряном свете луны распятое бледное тело Мерикары, и ужасное горе охватывало ее вновь.

Наступил рассвет и взошло солнце, но единственным звуком, который она слышала, был шорох ветра пустыни в ветвях хилого тернового дерева у ворот и время от времени собственные рыдания. Но они звучали все тише и слабее – еще один день прошел без воды.

Затем Минтака услышала что-то еще, отдаленный шум, превратившийся в тихий рокот, и поняла, что это колеса, катящиеся на большой скорости. Это были колесницы, поскольку теперь она слышала топот копыт и мужские голоса, которые становились все громче и громче – и наконец она узнала один из них.

– Нефер! – Она хотела крикнуть его имя, но ее голос прозвучал тихим шепотом. – Нефер!

Затем она услышала вопли ужаса и, медленно повернув голову, увидела вбегающего в ворота Нефера и Мерена с Таитой позади него.

Нефер увидел ее сразу и подбежал к клетке. Он голыми руками сорвал ворота с петель, а затем, вынув из ножен кинжал, обрезал кожаные ремни, удерживавшие ее запястья. Осторожно вытащив ее из зловонной клетки, он прижал ее к груди. Он плакал, неся ее в шатер.

– Мерикара! – прошептала она потрескавшимися распухшими губами.

– Таита позаботится о ней, но боюсь, что уже слишком поздно. – Минтака посмотрела назад через плечо Нефера и увидела, как Таита и Мерен вместе разрезали путы Мерикары и вытащили покрытое свернувшейся кровью копье из ее тела. Сейчас они расправляли чистую белую льняную ткань на ее теле, закрывая ужасные увечья.

Минтака закрыла глаза.

– Я изнемогаю от горя и печали, но, мой дорогой, я никогда не видела ничего красивее и долгожданнее вашего лица. Теперь я немного отдохну. – И она потеряла сознание.

Минтака просыпалась медленно, как если бы поднималась из глубин темной ужасной ямы, где обитают демоны.

Когда она открыла глаза, демоны, преследовавшие ее во сне, скрылись, и она с огромным облегчением увидела два самых любимых лица. Таита сидел с одной стороны от ее ложа, Нефер с другой.

– Сколько? – спросила она. – Сколько я лежала без чувств?

– День и ночь, – ответил Таита. – Я дал тебе цветы красного шепенна.

Она поднесла руку к лицу и увидела на ней толстый слой бальзама. Повернув голову к Неферу, она прошептала:

– Я уродлива.

– Нет! – ответил он. – Вы – самая красивая женщина, какую я видел, и я люблю, вас несмотря на это.

– Вы не сердитесь на меня из-за того, что я не повиновалась вам?