Чародей

Блоха прыгнула с ее бледного живота. Таита ловко поймал насекомое в воздухе и раздавил между ногтями. Блоха оставила цепочку розовых пятен вокруг аккуратно сморщенного пупка принцессы.

– Повернись, – приказал Маг, и Минтака повиновалась. Еще одно отвратительное насекомое побежало вниз по ее спине к глубокой расселине между упругими круглыми ягодицами. Таита сжал блоху между пальцами и раздавил ее блестящее тело. Хрустнув, оно превратилось в кровяное пятно. – Ты станешь следующим пациентом, если мы не избавимся от этих ваших маленьких домашних животных, – сказал он ей и послал принести с кухни чашу воды. Он вскипятил на жаровне высушенные фиолетовые цветы персидской ромашки и вымыл девочку отваром с ног до головы. Он поймал на ее мокрой коже еще четыре или пять блох, пытавшихся избежать едкого душа.

После этого Минтака сидела около него, пока обсыхало ее голое тело, и беззаботно болтала. Тем временем они тщательно обыскивали ее одежду, удаляя из швов и складок последних блох и их яйца. Старик и девочка быстро становились хорошими друзьями.

Перед сумерками кишечник Хиана опорожнился еще раз, но скудно, и в стуле не было крови. Таита понюхал кал и отметил, что зловоние духов чумы умерилось. Он приготовил более сильный отвар из трав, и они вместе заставили Хиана выпить еще один полный кувшин колодезной воды. К утру лихорадка спала, и Хиан лежал более спокойно. Он наконец помочился, что Таита объявил хорошим признаком, даже при том, что моча была темно-желтая и едкая. Час спустя мальчик выпустил больше мочи, более светлой и не такой пахучей.

– Посмотрите, мой господин, – воскликнула Минтака, поглаживая щеку брата, – красные пятна исчезают, и кожа стала более прохладной.

– У тебя исцеляющее прикосновение райской нимфы, – сказал ей Таита, – но не забывай о кувшине для воды. Он пуст.

Она побежала на кухню и почти сразу вернулась с полным до краев кувшином. Когда она стала поить брата, то запела гиксосскую колыбельную, и Таита был восхищен сладостью и ясностью ее голоса:

Слушай ветер в траве, мой дорогой.
Спи, спи, спи.
Слушай звук реки, мой малыш,
Смотри сны, смотри сны, смотри сны.

Таита изучал ее лицо. Оно было гиксосское: чуть слишком широкое, скулы чересчур выдавались. Большой рот, губы полные, нос с длинной переносицей. Ни одна из этих черт не была совершенна сама по себе, но каждая пребывала в идеальном равновесии со всеми прочими. Шея была длинная и изящная. Миндалевидные глаза были действительно прекрасны под арками черных бровей, лицо – живое и смышленое. «Здесь другой вид красоты, – подумал он, – но тем не менее это красота».

– Посмотрите! – Она прервала песню и засмеялась. – Он очнулся.

Глаза Хиана были открыты, и он смотрел на нее.

– Ты вернулся к нам, страшный звереныш. – Она засмеялась; зубы у нее были ровными и очень белыми в свете ламп. – Мы так волновались. Больше так не делай, никогда. – Она обняла брата, чтобы скрыть слезы радости и облегчения, которые внезапно блеснули в ее глазах.

Таита посмотрел за спины детям на кровати и увидел в дверном проеме крупную фигуру Апепи. Таита не знал, сколько времени царь стоял там, но сейчас он без улыбки кивнул Таите, повернулся и исчез.

К вечеру Хиан сумел сесть (с небольшой помощью сестры) и выпил бульон из чашки, которую она держала у его губ. Два дня спустя сыпь на его теле исчезла.

Три или четыре раза в день Апепи заходил в палату. Хиан все еще был слишком слаб, чтобы подняться, но как только появился отец, он коснулся сердца и губ в знак уважения.

На пятый день он, шатаясь, встал с ложа и попробовал пасть ниц перед царем, но Апепи остановил его и, подняв, уложил обратно на подушки. Даже при том, что его чувства к мальчику были очевидны, Апепи был немногословен и снова почти сразу вышел, но в дверном проеме оглянулся и коротким наклоном головы приказал Таите следовать за ним.

Они стояли одни на вершине самой высокой башни дворца. Они поднялись на двести ступеней, чтобы достичь этой высоты, и отсюда оглядывали реку вверх по течению до захваченной цитадели Абнуб в десяти милях от них. От Фив ее отделяло меньше ста миль.