ЧАРОДЕЙ ИЗ ЗАБРОШЕННОЙ ШКОЛЫ 1 (СИ)

- Кстати, вон большая медведица, - он указал на кучку звезд.

- А вон кувшин, - вспомнила астрономию Саша, указав на соседнюю.

- Ты знаешь астрономию? – удивился Ред.

- Когда – то папа увлекался и у нас дома был телескоп. Мы часто смотрели на звезды и я любила их изучать. – созналась Саша.

И вдруг, он обнял одной рукой Сашу.

Она, по привычке, уже хотела вырваться, однако не стала. Ему было можно так с ней поступать – красть ее сердце и заставлять ее роптать перед ним, словно ведьму перед костром.

Она положила свою голову ему на плечо и все также смотрела на то синее окошко, где двое влюбленных танцуют свой танец. Барды вдруг переменили веселые мотивы бродячей жизни на любовные романсы и Саша услышала такую песенку:

Что ты со мною творишь,

Души моей звезда?

Почему всегда молчишь,

Не отвечая никогда?

Кто ты: птица любви

Иль же проклятье мое?

Опять сидим мы визави,

Вонзив в сердца копья острие!

Где же ты солнце белое,

Словно горный ручей

Голос твой звучит во мне,

И не хватает вновь речей.

Черная судьба, мне пророчит смерть…

А душа зовет, кричит: «Лети!

Давай, лети! Выше, ты же эксперт,

Так что же, орлом улети!»…

Кто ты: птица любви

Иль же проклятье мое?

Опять сидишь ты визави,

Вонзая в сердце… острие…

Такая песенка только дополнила романтической обстановке Саше. И Реду, как ей показалось, тоже. Он еще никогда не смотрел так ласково и без злобы, как сейчас. Будто два разных человека. Один в офисе все время кричит на нее и требует свои глупые отчеты, а второй – вот он, спокойный и приятный. Саша словно заново с ним познакомилась.

Уже показалась луна, осветив крышу тетра, вместе со статуями… Но только не их самих. Тень музы скрывала их. Вот только она держала в руках свою маску, которая немного прикрывала ее лицо, а они – то как раз наоборот – сняли с себя на какие – то несколько минут маски и стали самими собой.

А луна одиноко все светила и светила, пытаясь выхватить их тени заступницы – музы…

***

Он спускался вниз по мрачным коридорам, в которых лет десять точно никто не убирался. Все поросло плесенью, паутиной и повсюду шныряли мыши и крысы.

Как только он спустился, он услышал детский плач.

Идя на этот звук, он нашел нужную камеру и, убедившись, что звук идет оттуда, выломал дверцу, и, кинув в помещение свой большой фонарь, вошел сам. В комнате было затхло и пахло сыростью. В одном из углов, свернувшись калачиком, на старом дряхлом матраце лежала девочка, примерно четырнадцати лет.

Однако он знал, что она намного старше своих лет.

Он осторожно к ней подошел и потряс за плечо.