Чародей как еретик

— Разрази меня гром! Мне даже подумать ужасно, что кому-то так нравится избивать других!

Род кивнул, помрачнев.

— А кстати, что вы вообще делали посреди той лужайки, святой отец? Что погнало вас за монастырские стены?

— Ах… — лицо отца Боквилвы стало печальным. — Что до этого… мы кое в чем разошлись с милордом аббатом.

— Разошлись? — изумленно посмотрела на него Гвен. — Разве вы не клялись повиноваться ему, когда принимали сан?

— Разумеется, и поскольку мы больше не могли повиноваться ему с чистым сердцем, мы решили, что лучше всего нам будет удалиться.

— Погодите-ка! Ого-го! — Род вскинул руку. — Что такого плохого может повелеть ваш аббат, что его собственные монахи отказываются повиноваться?

Тут он осекся, вспомнив свое сегодняшнее поручение и его причины.

— Уж не связано ли это с его желанием отделить Церковь Греймари от Римской Церкви, а?

Отец Боквилва ответил ему долгим, пристальным взглядом.

— У вас, должно быть, великолепные гонцы, что принесли эту весть столь быстро.

— Да нет, у меня есть кое-какие источники во дворце, — махнул рукой Род.

— А-а… — по лицу отца Боквилвы пробежала тень. — Так вы Верховный Чародей, не так ли?

Род беспомощно оглянулся на Гвен.

— И я еще талдычу детям, чтобы не хвастались. Да, святой отец, это я, и сегодня утром я имел беседу с Его Величеством как раз по этому поводу.

Боквилва кивнул, не отводя глаз с Рода.

— Тогда события развиваются куда быстрее, чем я думал.

— Еще бы. А когда вы уходили, это были всего лишь разговоры?

Боквилва кивнул.

— Но это случилось всего неделю назад — достаточно недавно, если вспомнить, что лорд аббат уже шесть лет как лелеет эту мысль.

— Шесть лет? Ну-ка… конечно, именно тогда аббат выступил против короля Туана и пошел на попятный только потому, что отец Ал передал ему письмо из Рима, с приказом повиноваться любым приказам отца Ала…

Тут Род схватился за голову.

— Бог мой! Неужели прошло столько времени?

— Нет, мой господин, — Гвен накрыла его руку своими. — Просто наши дети растут так быстро.

— Спасибо на добром слове, дорогая, — Род снова посмотрел на отца Боквилву. — И это до сих пор тревожит аббата?

Отец Боквилва снова кивнул.

— Боюсь, что в нем осталась частица мирской суеты, и он чувствовал себя очень униженным, когда вынужден был вот так отступить, на виду у двух армий. Но об отделении он начал заговаривать лишь три последних месяца.

— И довольно убедительно, я полагаю, — Род нахмурился. — Я как-то слышал его проповедь. Он оратор ничуть не хуже короля Туана.

Боквилва кивнул.

— Да, нельзя недооценивать его. Честно говоря, некоторые из выдвинутых им доводов во многом похожи на правду — например, что Папа утерял власть, которой когда-то обладал над Церковью здесь, на нашем острове Греймари, столь долго не обращая на нас внимания. В самом деле, судя по всему, что мы узнаем из Рима, можно подумать, что Его Святейшество даже не знает о нашем существовании.

— С другой стороны, Греймари тоже никогда не отправляла о себе весточки в Рим.

— Как бы мы могли это сделать? И потом — это следующий довод милорда аббата — Папа настолько далек от Греймари, что он даже не знает, что здесь происходит. Даже если он прочитает сообщение, он не будет знать всех подводных течений и сталкивающихся интересов так, как аббат. И помимо этого, еще целый лабиринт теологических вопросов, схоластических рассуждений о власти Петра, о том, кому он вручил эту власть, и о правомочности нынешней Римской Церкви — словом, мы уже не знаем, что есть грех, а что грехом не является.

— Звучит не очень убедительно.

— Честно говоря, так оно и есть. Судите сами, ведь с самого детства в милорде аббате воспитывалась вера в то, что Папа — наместник Петра на земле, законный глава Церкви, что сам Господь даровал ему право решать, что есть добро, а что — зло. И не только воспитание, послушничество милорда, положение в сан — все учило его повиноваться престолу Папы.

— Но все это пошло прахом, когда пришлось смириться с религиозной властью, превышающей собственную, ведь всю свою жизнь он считал, что если станет аббатом, то обретет власть главного духовного владыки Греймари, будет вторым человеком после короля.

— Вот это-то «вторым» его и съедает.

— Ну, конечно! Из-за этого и началась вся заваруха шесть лет назад — или аббат будет приказывать королю, или наоборот. Да, мечта о власти, должно быть, весьма соблазнительна.

— Несомненно. И потому некоторые из нас сошлись вот в чем: в глубине души аббат понимает, что идет против веры, и несмотря на это, все же ищет поводов, чтобы оправдать разрыв нашей Церкви с Римом и обрести здесь полную власть.

— Там, откуда я родом, подобные измышления называют казуистикой — как только человек найдет достаточно подобных доводов, он может решиться на что угодно. Да, мне понятна ваша настороженность.