Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

1. Катастрофа на Уолл-стрит

Понедельник, 8 декабря 2008 г

Он готов поставить точку, готов позволить своей гигантской афере рухнуть.

Несмотря на всю его показную уверенность и невозмутимость перед растущим смятением рынка, инвесторы покидают его. Руководители испанских банков, нагрянувшие с визитом на День благодарения, в конце ноября, по-прежнему хотят изъять деньги. Так же, как итальянцы, возглавляющие лондонские фонды Kingate, и управляющие гибралтарским фондом, и голландские начальники фонда на Кайманах, и даже Соня Кон из Вены, одна из тех, на кого он всегда мог положиться. В общей сложности более полутора миллиардов вынь да положь, а ведь это только ничтожная часть всех «донорских» фондов. Прибавьте сюда постоянный отток средств Fairfield Greenwich Group – 980 млн долларов за ноябрь, а теперь еще 580 млн за декабрь.

Если выписать чек на декабрьские возвраты, он будет возвращен как не имеющий покрытия, попросту говоря – фиктивный.

Ему негде занять денег, чтобы покрыть эти изъятия. Банки теперь никому не дают займов и уж точно ничего не дадут такому, как он, среднему оптовому игроку. Доверчивым инвесторам его брокерская фирма может по-прежнему казаться внушительной, но сегодня нервные банкиры и задерганные сотрудники регулирующих и надзорных структур определенно не считают Bernard L. Madoff Investment Securities фирмой «слишком крупной, чтобы потерпеть крах».

На прошлой неделе он звонил адвокату Айку Соркину. Пожалуй, даже такой классный юрист, как Соркин, мало чем сумеет помочь на этом этапе, но адвокат ему явно понадобится. Встречу он назначил на 11.30 пятницы, 12 декабря. Он пока не уверен, что предпринять в первую очередь и когда лучше начать действовать, но до пятницы еще есть время с этим разобраться.

Понедельник, ветреный, холодный день. В своем офисе на девятнадцатом этаже Берни Мэдофф механически начинает работу. Вокруг все до нелепого безмятежно. Черный лак мебели элегантно поблескивает на фоне серебристых ковров и сероватых, тоном темнее, стен, в центре помещения эффектно возвышается лестница. Его фирма занимает восемнадцатый и девятнадцатый этажи «Помады» – характерно закругленной, точь-в-точь как губная помада в тюбике, башни на углу Третьей авеню и Восточной Пятьдесят третьей улицы. Запертые двери семнадцатого этажа скрывают скопление скучных тесных контор (их тоже арендует Мэдофф), связанных с остальной фирмой только лифтами и пожарными лестницами. Именно здесь, вдалеке от залитого светом кабинета Мэдоффа, незримо, но неумолимо разваливается его обман.

Незадолго до ланча он говорит по телефону с Джеффри Такером из Fairfield Greenwich. Они знакомы почти двадцать лет.

В телефонном разговоре чувствуется: Мэдофф не только едва скрывает досаду, но и разъярен до предела. Что еще за фокусы – изъятия на миллиард двести, и это всего за месяц? Разве директора Fairfield Greenwich не кормили с июня обещаниями, что уладят вопрос с погашениями? Да они тянут деньги даже из собственных инсайдерских фондов! Так-то они улаживают вопрос?

Он угрожает: Fairfield Greenwich должна компенсировать утечку средств в том объеме, который будет зафиксирован к 31 декабря, или он закроет их счета. Он зарежет курицу, что несла золотые яйца для Такера и его жены, для его молодых партнеров и для многочисленного семейства сооснователя Fairfield Greenwich Уолтера Ноэла-младшего.

Он блефует. «Мои трейдеры сыты по горло всеми этими хедж-фондами», – говорит он. Мол, невелика потеря, на их место придут другие, к нему в очередь стоят годами. И пусть не забывают: он-то всегда «хранил верность» Fairfield Greenwich, напоминает Мэдофф Такеру.

Такер, спокойный, как адвокат, проигрывающий процесс, уверяет Мэдоффа, что они с Ноэлом работают над совершенно новым фондом Greenwich Emerald, который будет чуть рискованнее, зато куда прибыльнее. Как только рынки поуспокоятся, продажи акций пойдут влегкую.

Мэдофф высмеивает саму мысль о том, будто Такер и Ноэл способны собрать 500 млн, – что с того, что они уже вкладывают свои собственные миллионы! Лучше бы крепче держались за деньги, которые они теряют прямо сейчас, говорит Мэдофф, а не хотят, так он их просто выкинет.

Через несколько минут потрясенный Джеффри Такер строчит электронное письмо своим партнерам. «Только что говорил по телефону с Берни, он рвет и мечет, – докладывает Такер и повторяет угрозы Мэдоффа. – Думаю, он говорил искренне».

Искренним Берни не был. Фонд Fairfield Sentry еще до 31 декабря свернет свою работу, но не потому, что Такер с партнерами не «отбивались» от изъятий, а потому, что они двадцать лет подавляли свой скептицизм, раз и навсегда уверовав, будто с Мэдоффом их золотые копи не подвержены риску.

В тот же день внизу, на семнадцатом этаже, находящемся в ведении Фрэнка Дипаскали, правой руки Мэдоффа, Дипаскали подготовят документ, по которому Стенли Чейз, один из кредиторов Мэдоффа еще с 1970-х годов, сможет изъять с одного из своих счетов 35 млн долларов. Чейз был верен Мэдоффу куда дольше, чем парни из Fairfield Greenwich.