Чародей звездолета «Агуди»

– …В замочную скважину, – услышал я его суховатый голос, – смотреть неприлично, но интересно. А раз интересно и это находит спрос в нашем демократическом обществе, то надо объявить вполне приличным. Так сказать, пойти навстречу пожеланиям простого народа. Объявить очередные свободы. Я говорю не только о вуайеризме, но… про опускание вообще.

Шандырин заметил меня в дверях, не подал виду, фыркнул:

– Да куда дальше? Уже все извращения не просто разрешены, но и рекламируются! Что еще?

– Демократы отыщут, – пообещал Забайкалец недобро. – Сам строй побуждает изобретать все новые методы опускания человека уже не до скота, там он уже сейчас, а ниже, ниже – до кистеперой рыбы, трилобита…

Каганов заметил ленивым брезгливым голосом:

– А что делать? Не следует забывать, что общество больше любит, чтобы его развлекали, чем учили.

– Как барон и аристократ, – сказал Забайкалец кровожадно, – я скажу: а вот хрен вам в задницу! Ишь, panem at circenses! Раб, знай свое место!.. Или, скажем мягче, каждый должен занимать именно столько места, сколько он стоит в обществе. Мало ли что он сам заявляет о своей неслыханной ценности, но пора отбросить нашу щепетильность… дощепетильничались уже с теми, кто с нами не щепетильничает!.. и расставить все по своим местам. Мы все знаем, какой чудовищный перекос произошел в человеческом обществе, когда из человека высвободили обезьяну. Обезьяна работать не любит, думать не любит, ей бы только веселиться, кувыркаться, строить гримасы, балдеть, оттягиваться, ловить кайф, расслабляться… Как результат, скоморохи и барды, которых раньше запускали с черного входа, вместе с остальными слугами стали богаче самих хозяев, и вот уже сыновья королей мечтают о карьере скоморохов, а их дочери – о карьере проституток.

– А как с СМИ? – поинтересовался Каганов.

– То же самое, – отрезал Забайкалец. – То же самое с СМИ. Еще совсем недавно они бегали с микрофоном за районным начальником: скажите пару слов, а теперь уже к ним на телестудии приезжают смиренно премьеры, президенты!.. Теперь уже СМИ решают, кому из президентов страны пиар устроить, кого низложить, кому дать слово, а кого и на фиг, вместо него пустить стриптиз-шоу, это массовый зритель примет с одобрением!

Я прикрыл за собой дверь, прошел к столу, Каганов застенчиво привстал, показывая, что освободит место, чтобы мне, такому старому и больному, не делать лишних три шага к свободному креслу. Я нахмурился, он послушно плюхнулся обратно. Забайкалец выждал, пока я садился, закончил совсем уж сухим голосом:

– Выход, по моему мнению, таков: этих рабов, которые заняли не свое место и навязывают свои стандарты мышления и свое мнение людям, нужно вернуть на то место, которое они и должны занимать. Это и есть стержень нашей программы, на который мы должны нанизывать конкретные пункты и постановления.

Шандырин проговорил с явным удовольствием:

– Гомосексуалисты и прочие демократы набросятся… Ведь демократия – последнее убежище подлеца! Демократия – спасение для педофилов, гомосексуалистов, зоофилов, мазохистов, копрофагов и прочих нетрадиционных натур. Нас же раздавят, эта партия нестандартной сексуальной ориентации больно велика…

Забайкалец произнес строго и высокомерно, как обращался бы барон к подданным:

– Надо держаться! Демократы, как вы очень верно сказали, это партия нестандартной сексуальной ориентации, но это пока что не большинство населения России!.. Демократы – это протоплазма, и лозунг у них: «Назад к протоплазме!»

– Демократы, – сказал Каганов и вздохнул, – это люди толпы. Это огородники, йоги…

Убийло оторвал взгляд от бумаг, удивился вслух:

– Почему йоги?

– Потому что плюй на все и береги здоровье. А еще это партия «Хлеба и зрелищ», к сожалению. Партия людей с простыми и даже очень простыми запросами.

Павлов вставил ехидно:

– Игорь Самойлович, а ведь и вы были совсем недавно убежденным демократом!

Каганов вздохнул:

– Да я им и остаюсь… во многом. Но когда есть возможность хоть в чем-то стать выше демократа, то как я могу не воспользоваться? Это же иметь крылья, а всю жизнь ползать!.. Я демократ, но мне не нравится, что демократия – последнее убежище извращенцев… Я предпочел бы, чтобы извращенцы шли в фашисты! Так нет же, среди фашистов их нет, зато все-все перверсники – демократы. Это-то и противно. Потому я и говорю, если они остаются там, то я из демократии выхожу! Вот так.

Шандырин сказал злорадно:

– Господину президенту не пондравится такая формулировка, не пондравится!

Каганов возразил с достоинством:

– Президенту не нужны соратники, умеющие только поддакивать. Если он говорит «нет», мы все говорим «нет». А так вообще-то мы в одном лагере, а мелкие различия не в счет.

Шандырин подумал, снова подумал, это было зрелище, наконец тяжело громыхнул:

– Да, ты прав… местами. Демократы и общечеловеки – крайняя степень содомогоморризма.

Опешивший Каганов сразу не нашелся, а Убийло, что некоторое время следил за ними с интересом, поинтересовался:

– Это что еще за термин?