В сторонке прокатил джип, такие часто встретишь на улицах Москвы, на них разъезжают без особой нужды братки, здесь же, на бездорожье, они намного уместнее. Хотя кобызы сумели и бездорожье убрать, везде сухо, везде тротуары, вымощенные широкими каменными плитами.
Новодворский ядовито хохотнул:
– А вот и обязательная часть программы встречи генсеков!
Набежали веселые и хорошо одетые дети, смеющиеся, румяные, с блестящими от любопытства глазами, поднесли цветы, яркие и сильно пахнущие. Настоящий Восток, где даже цветы не умеют пахнуть вполсилы, я благодарил, отечески улыбался, гладил по головкам, дети убегали, осчастливленные, Новодворский заметил вдогонку, что уж что-что, а встречи любимого дедушки Ленина и папаши Сталина взяты явно из восточных ритуалов, там всегда восточных деспотов встречали детишки с цветами…
Карашахин сказал за моей спиной:
– Господин президент, вам стоит пообщаться с верховным муфтием…
Я спросил:
– А тот Абдулла что?
– Аятолла.
– Ты меня словами не путай, – пригрозил я, – а то сейчас что-нибудь вверну по-латыни, загнешься. Этот старше?
– По крайней мере, – ответил Карашахин с загадочностью в голосе, – у верховного муфтия Али Алдина власти побольше. Если говорить правду, то духовная власть в его руках полностью.
Он взял меня за локоть и развернул в сторону дома, что высился несколько в сторонке, вокруг зеленая лужайка, похожая на английский газон, все это окружено невысоким заборчиком из тонких металлических прутьев. Человек перепрыгнет, хоть и с трудом, но коза или овца не рискнет, очень разумно.
Дверь распахнулась, вышел человек, мое сердце болезненно дернулось. Черт, неужели я так падок на все иноземное? Сейчас – на восточное? Верховный муфтий Кобызстана выглядит… нет, не султаном, но мудрым визирем при султане, что мудро и отечески правит властью султана, с любовью и нежностью оглядывает огромную страну, видит ее такой, какая она есть, но любит ее и старается, чтобы она стала добрее, чище, богаче, радостнее и счастливее.
Красивая зеленая чалма из переливающейся материи, по форме напоминает верх минарета, умное продолговатое лицо, сухощавое, вовсе не наши раскормленные рылы патриархов, что проповедуют пост, а сами лопаются от переполняющего их хари жира, едва ходят, кабаны с заплывшими глазками, а у этого глаза крупные, ясные, смотрят отечески мудро, внимательно. Очень интеллигентное лицо, я бы сказал – чеховское, что-то в нем от тех тонко чувствующих и ранимых чеховских интеллигентов. Даже бородка чисто чеховская, и снова – глаза, сочувствующие, понимающие, на лице готовность выслушать и тут же помочь…
Одет как католический пастор: черная сутана, ослепительно белый воротничок, но на плечи наброшен яркий цветной халат без рукавов, расписанный не цветами, в исламе это запрещено, но дивными геометрическими узорами, сразу напомнившими мне волшебные картинки в детском калейдоскопе.
Он спустился по ступенькам, мы молча смотрели, как он пересекает зеленую лужайку, вышел за калитку и первым протянул мне руку:
– Приветствую, господин президент, в ваших краях!
Умно, мелькнула мысль, хоть он и первым протянул мне руку, как старший младшему, а восточные люди к этому чувствительны, сразу все заметят и раззвонят во всему Кобызстану, но зато сказал не «в наших краях», а в «ваших», подчеркивая, что я прибыл не к ним, кобызам, а к себе, что я президент не только русских, а их президент тоже…
– Спасибо, – поблагодарил я. – Рад оказаться в таком благословенном крае. Честно говоря, не ожидал такого расцвета. Просто счастлив такое увидеть.
Новодворский добавил громко:
– У вас не село, а просто курорт!
Муфтий медленно наклонил голову, смеялись уже не только глаза, все лицо излучало восточную радость, гостеприимство, счастье при виде президента страны, можно сказать, шаха, а то и самого падишаха.
– Спасибо, господин президент, – ответил он звучным сильным голосом, я уловил глубоко упрятанную металлическую нотку, словно далеко-далеко щелкнувший затвор, – мы очень трудолюбивый народ! И когда есть возможность работать, мы работаем не покладая рук. За что огромная благодарность бесконечно доброму русскому народу.
– За то, – уточнил я, – что работаете?
– Что у нас есть возможность работать, – пояснил он легко, – без помех! Впервые мы встретили народ, что принял нас и обогрел…
– Вы хороший народ, – возразил я. – Мы рады, что вы стали нашими соседями!
Он снова протянул мне руку, за моей спиной кто-то ахнул от такого неслыханного нарушения протокола, но я понимал муфтия, он никакая не власть в общепонимаемом смысле, а разве что в той же мере, как обладают влиянием писатели, композиторы, певцы, проповедники.
Мы пожали друг другу пальцы, муфтий улыбался, все еще изучает меня, от глаз побежали веселые лучики, но в глубине зрачков крохотные искорки, отражаются на лезвии обнаженного клинка. Это не Христос, это кобызский Моисей, что вывел свой народ из узбекской неволи, а на новой земле воспрянувший духом народ готов когтями и зубами отстаивать свое…