Чародейка

— Ха, сложно! Не видел ты действительно сложно… Не ширпотреб же делаем. Абсолютно черное тело! Поглощает любое падающее на его поверхность излучение. Покрытие не сотрется ни при каких условиях. Кстати, приложи к лезвию палец.

Саймон послушался.

— К режущей части. Смелее.

Бард осторожно коснулся режущей кромки, потом смелее, поводил вдоль нее пальцем.

— Чтобы безопаснее носить было. Себя порезать можешь, только имея на то желание. Явственное и четкое.

— Ну, это вообще чудо какое-то… спасибо! Огромное спасибо! — обрадовался бард. — Слов нет!

— Да ладно, баловство, — отмахнулась чародейка. — Давай, ложись. А я покараулю до утра.

Бард решил не спорить, так как успел понять, что его спутница при всей своей эксцентричности и странности, знает, что говорит. Если сказала, что будет всю ночь бодрствовать, значит, она это может, а неуместные помощники будут ее только отвлекать. Саймон еще немного повозился с ножнами, превращая их в П-образный чехол, удерживающий нож за лезвие, и не касающийся режущей кромки. А затем уснул.

День 26

— С добрым утром!

Чародейка сидела рядом, скрестив по-восточному ноги и прислонившись спиной к стволу дерева, и смотрела на огонь костра.

— Взаимно. Э-э, как ночь? — Саймон широко зевнул и сел, протирая глаза.

— Хорошо. Не беспокоил никто, если ты об этом, — улыбнулась девушка.

Бард посмотрел вокруг. Сломанных и обугленных деревьев вроде не прибавилось, трупы поблизости не валяются. Кажется, действительно не беспокоили. Хотя… кто знает.

— Мне отойти надо, — кивнул он в сторону.

Лайза махнула рукой — мол, да пожалуйста.

Саймон отошел в сторону, так чтобы место ночевки скрылось за деревьями. Сделав необходимые дела, бард поспешил обратно. Но уже буквально через пару шагов понял, что лес вокруг совершенно незнакомый. Поэт достаточно неплохо ориентировался на местности, и заблудиться в двух шагах от привала не мог ну уж вообще никак. Однако этот лес он явно раньше не видел. То есть, это был все тот же Белый Лес. Но бард находился в каком-то другом его районе. Наверное. Саймон осмотрелся. Справа что-то мелькнуло. Он шагнул туда, но, сделав пару шагов, остановился. Что-то мелькнуло слева. Бард сделал пару шагов туда. Что-то мелькнуло справа. Бард повернул голову. Там в трех шагах сидела под деревом старушка в серой кофте и черной юбке. На голове ее был повязан белый платочек. Старушка что-то вязала. Две спицы так и мелькали в ее руках.

— Э-э, — произнес бард нерешительно.

Вязальщица быстро глянула в его сторону и снова уткнулась в свое вязание.

— Ходют тут всякие, — буркнула она.

Саймон кивнул, соглашаясь, что нечего ему тут, пожалуй, ходить; отступил на шаг назад, развернулся и замер. В двух шагах перед ним сидела такая же старушка. А может, та же самая. Она исподлобья взглянула на парня.

— Ходют и ходют, покоя не дают.

Бард резко повернулся в сторону и почти уткнулся в старую вязальщицу.

— Лайза!

— Ходют, кричат. А чего ходют, чего кричат — и сами не знают.

Саймон отскочил и огляделся. Вокруг были старушки. И много, штук восемь, наверное. Они продолжали сидеть, но в то же время медленно приближались, стягивая кольцо вокруг поэта. Бард взялся за нож. Бабки одновременно захихикали и ощетинились спицами.

— Брось шелезяку, хлопец. Все равно ведь не угадаешь!

— Не угадаю чего? — пробормотал Саймон. — Какая настоящая? А остальные? На испуг берут, или тоже могут гадость сделать? Эээ, скорее, второе.

Уже не приходилось сомневаться в недружелюбных стремлениях вязальщиц. От них до барда оставалось уже не более пяти локтей. Старушки не обнажали длинных клыков, не протягивали когтистых рук. Только кончики протянутых спиц продолжали медленно приближаться. Саймон медленно поворачивался, слегка выставив нож вперед. Если все старушки одновременно бросятся, хоть одна да уколет. Значит, надо броситься первым! На кого? Да какая разница?!

— Всех порешу! — сквозь зубы пообещал бард, прыгая на бабку справа и замахиваясь ножом. Клинок прошел через шею вязальщицы как сквозь туман, не причинив никакого вреда. Бабка мерзко захихикала и попыталась было достать барда спицей, но Саймон не собирался останавливаться. Другая старушка подняла спицы ему навстречу. Бард упал на колени, уходя от контакта, и, продолжая движение в сторону, полоснул вязальщице ножом по животу, чувствуя затылком, как приближается кто-то сзади.

Над самым плечом раздался громкий хлопок. Справа, потом слева, за спиной. Бард, не вставая с колен, метнулся в сторону и огляделся. В зоне видимости оставалась только одна старушка-вязальщица. Она долгим неверящим взглядом смотрела на рассеченное пополам вязание у себя на коленях. Затем подняла взор на барда.

— Угадал-таки.

Упала на землю, вытянулась, изогнулась дугой, опираясь только на пятки и лопатки. Испустила леденящий душу вой. Саймон увидел, что верхние клыки у нее длиной с ладонь. И как только во рту умещаются? Тело вязальщицы обмякло и медленно ушло под землю, будто утонуло в киселе.