Чаролом

Думая о недуге дочери, Франческа почувствовала во рту привкус пепла. Вспомнила пациентов, которых спасла. Она не колеблясь отказалась бы от них всех, если бы это позволило излечить дочь. Вместо этого детство Леандры превратилось в бесконечную череду анализов и осмотров. Но единственное, что удалось установить, это то, что во время вспышки болезни ей помогают высокие дозы гормона стресса. Они заставляют организм прекратить атаки на текстуальную составляющую.

До этого открытия Франческа вообще сомневалась, что Леандра переживёт свой десятый день рождения. Теперь, принимая во время приступов гормон стресса, дочь могла вполне дотянуть до сорока лет: весьма скромный возраст, учитывая её происхождение. Леандра была прекраснейшим произведением Франчески и одновременно – её самой большой неудачей.

Франческа подумала о других своих ошибках на ниве материнства. Когда-то ей казалось, что у неё просто нет иного выбора. Особенно если говорить о четырнадцати годах, проведённых в Порту Милосердия. Похоже, именно в ту ночь, в ту злополучную ночь она и потеряла Леандру.

– Магистра!

Франческа обернулась и увидела Эллен. Эллен была невысокой, смуглой, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженными антрацитовыми волосами. На ней была чёрная мантия великой волшебницы. Франческе всегда было приятно её видеть.

– Эллен, ты вообще спишь когда-нибудь?

– Только что спала мертвецким сном, что всегда меня радует, – Эллен встала рядом у борта.

– Я не дала тебе выспаться, да?

– Вовсе нет, – возразила Эллен, глядя на море. – Наверное, если мне так нравится погружаться в мёртвый сон, полагаю, это доказательство того, что мне понравится быть мёртвой и наяву.

– Что за мрачные мысли в такое чудное утро?

Эллен улыбнулась.

– Совсем из головы вон, что госпожа магистра стала бессмертной ещё до того, как сделалась врачом, и чёрный юмор потерян для неё навсегда.

– Боюсь, моя лучшая ученица, что твой юмор не по зубам вообще никому.

– Ну, лучше уж такой, чем вообще никакого.

– А сама всегда смеёшься моим шуткам, – скривилась Франческа.

– Молодым целителям надлежит смеяться над шутками старших в их присутствии. Это помогает скрывать то, что они смеются над старшими в их отсутствие.

Франческа иронично покосилась на Эллен.

– О, я вспомнила, почему выбрала тебя в качестве своего лорнского эмиссара.

– Потому, что уважаете мои суждения и наслаждаетесь моим сухим остроумием?

– Нет, потому что ты – коротышка.

– Говорят, что краткость – душа остроумия, – Эллен взглянула куда-то в область ключицы Франчески, затем нарочито долго разглядывала все её шесть футов роста. – О, моя магистра, мне кажется, я поняла, почему, глядя на вас, не хочется смеяться.

– Иными словами, – вздохнула Франческа, – у тебя нет никаких соображений насчёт того, кем было то морское божество.

– Нет, – Эллен сразу поскучнела.

Молодая целительница воспринимала любую неудачу, даже в совершенно невыполнимых делах, как личное оскорбление. Поэтому, наверное, она и нравилась Франческе.

Они ещё постояли, прислушиваясь к крикам матросов. Наконец, Эллен нарушила молчание:

– Магистра, похоже, вы совершенно не волнуетесь перед встречей с дочерью.

– Рада это слышать, потому что на самом деле я чувствую себя так, словно вот-вот сблюю.

– Надеюсь, огнём?

– Ещё одна шуточка, и я действительно его изрыгну.

– Вам не кажется, что такого рода лицемерие мелковато для вас?

– В моём лицемерии нет ничего мелкого. Я тоже повинна в шутовстве.

– Короче говоря, – вздохнула Эллен, – вы так и не поняли, зачем нас посетило то морское божество.

– Нет.

Они вновь замолчали. Солнце, уже вполне взошедшее, подсвечивало белые облака и тёмные иксонские джунгли. За Бюрюзовым проливом показался первый Стоячий остров.

– Магистра, может, не совсем кстати, но раз уж мы заговорили о вашем прошлом, могу я задать вам один личный вопрос?

– Если я отвечу «нет», это тебя остановит?

– Опыт показывает, что вряд ли.

– Тогда давай покончим с этим сейчас.

– Как вы считаете, когда мы доставим наши новости лорду Никодимусу, ваша дочь не попытается его убить?

– Попытается. И я её прекрасно понимаю.

Глава 9

Леандра причёсывалась, когда услышала скрип верёвочной лестницы. Она улыбнулась, последний раз проведя черепаховым гребнем по волосам, блестящим, чёрным, совсем как у отца. Запястья болели, в животе засела какая-то тяжесть, но, похоже, болезнь отступила, несмотря на рисовое вино, выпитое ночью в компании Дрюн.

Позади скрипнула половица.

– Заходи, Кай. И задвинь занавеску.

– Как ты догадалась, что это я?

– Час назад, – она легонько постучала себя по вискам, – я почувствовала, что несколько моих будущих «я» переживают… устойчивое блаженство. И чем больше я думала о возвращении в спальню, тем устойчивее становилось это ощущение.

– Так пойдём туда прямо сейчас. Ты же знаешь, проблема с устойчивостью у меня возникла лишь однажды, – рассмеялся Холокаи. – В своё оправдание могу сказать, что это была ночь Ярких Душ на Мокумако, и мои верующие, видимо, перебрали кавы, совершенно позабыв обо мне и моих ипостасях.