Чарослов

Резким взмахом запястья он выбросил в воздух простое заклятие, похожее на трепещущий завиток серебристого тумана. Протянув руку, Нико направил этот завиток к загривку обезьяны.

В чарах содержался приказ раскрыть магическую структуру конструкта: стоило им коснуться горгульи, как та заискрилась серебром. Левой рукой Нико начертал второе предложение и поместил его рядом с первым. Светящаяся трещина пролегла по всему телу горгульи до самого хвоста — и спина конструкта распахнулась посередине, словно двухдверный шкафчик.

Юный чарослов зажмурился. От яркого блеска, что исходил от тугого клубка сверкающей прозы внутри обезьянки, слепило глаза.

Различные магические языки обладают разными свойствами, а при создании этой горгульи использовались два из них: серебристый магнус, мощный и яркий, воздействовал на физический мир, в то время как элегантный золотой нуминус влиял на восприятие, а также изменял другие магические тексты. Нуминус позволял горгулье мыслить, магнус — двигаться.

Нико предстояло лишь добавить несколько энергетических предложений на магнусе. К счастью, структура подобных фраз была столь проста, что даже какограф мог легко с ними справиться.

Осторожно, следя за тем, чтобы случайно не коснуться конструкта, Нико начал колдовать, создавая руны усилием мышц и накладывая их на горгулью. Вскоре фразы на магнусе уже лились широким потоком серебристого света из рук ученика в тело конструкта.

Несмотря на свою хромающую на обе ноги чарографию, в скорости чарописания Нико мог дать фору многим искусным волшебникам. Он решил наколдовать побольше энергетического текста — впрок, так сказать — на случай, если горгулья его больше к себе не подпустит.

Поднеся раскрытые ладони вплотную к обезьянке, Нико разом напряг мышцы рук, все до единой: от крохотных червеобразных мышц, соединяющих хрупкие косточки кисти, до круглых дельтовидных в верхней части плеча. В мгновение ока по спине горгульи заструился сияющий ручеек заклинаний.

Сияние было таким ярким, что Нико забеспокоился, как бы оно не привлекло нежелательного внимания к происходящему в библиотеке. Он специально встал подальше от окон, но все равно какой-нибудь припозднившийся волшебник, идя мимо книгохранилища, мог заметить свечение. Если Нико попадется, его наверняка исключат или даже подвергнут вечной цензуре.

Неожиданно слева от Нико что-то громко стукнуло. Он в испуге прервал заклинание и стал озираться по сторонам, ожидая, что на него вот-вот набросится разъяренный библиотекарь… И никого не увидел — лишь погруженные в темноту книжные шкафы и стойки со свитками. А сразу за ними — ряд узких окон, озаренных лунным мерцанием.

Когда стук повторился, Нико аж подскочил. Шум явно доносился откуда-то сверху… с крыши?

Он посмотрел наверх; взгляд уперся в потолок. Вдруг в темноте явственно загромыхали шаги, словно кто-то бежал по крыше. Топот прозвучал прямо над ним, а затем стал стихать, стремительно удаляясь по направлению к задней стене библиотеки.

Нико обернулся, провожая взглядом затихающий звук. Шаги достигли края крыши и оборвались, но юный волшебник успел заметить, как в свете луны мимо окон с опущенными экранами промелькнул темный силуэт.

Тут внимание чарослова привлек новый шум — рядом кто-то тихонько бормотал:

— Ба, бал, Баал, баллон, баллистика. — Послышалось сдавленное хихиканье. — Баллистика, символистика. Ха! Символичная двуличность. Символ, дьявол. Дьявол, символ. Сим-вол — это не то, что дья-вол, а совсем наоборот. Прямо анекдот. Ха-ха.

Нико посмотрел вниз и с ужасом осознал, что его ладонь, оплетенная серебряными и золотыми нитями заклинаний, погружена в спину горгульи. Злосчастная какография! Увы, одного-единственного прикосновения хватило, чтобы развеять чары фраз, которые еще недавно составляли магическую ткань конструкта. Должно быть, шаги на крыше отвлекли Нико и он на миг утратил бдительность.

— Вот черт! — прошептал он, отдергивая руку.

Стоило ему убрать пальцы, как половинки спины горгульи захлопнулись. В следующий миг она уже стояла на задних лапах, уставившись на горе-чарослова разноцветными глазами: один поблескивал золотом, в другом пульсировал серебряный отсвет.

— Уворот, водоворот, университет, — пробубнила она и рассмеялась, обнажив острые клыки примата. — Круть-верть, экстраверт. Ха-ха! Оп-па-па апатия, антипа-а-атия.

— Вот че-е-ерт! — повторил Нико. Потрясенный и скованный страхом, он мог лишь таращиться во все глаза.

Только теперь до него начал доходить смысл случившегося. Внезапно ему стало дурно: нахлынуло чувство вины. Что, если он задел глубинные чары, управляющие основными жизненными функциями конструкта? Последствия могли оказаться необратимыми.