Чарованная щепка

Селена посмотрела на занавеску, укрывшую сон Леоноры. Этот чай с привкусом тоски, узкая лавка, невольно приоткрытая жизнь соседки сподвигли девушку негромко задать вопрос, на который она прежде не отваживалась.

– Твоя мама ведь не из простых, правда? Даже в речи она не похожа на нас.

Арис дернула уголком губ, но не сумела улыбнуться, уставившись на темные бревна стен.

– Если бы я могла знать это точно, – вздохнула она, наконец.

Селена безмолвно ждала продолжения, и собравшись, Арис действительно решилась поведать больше:

– Когда я родилась, матушка арендовала дом в каком-то богатом квартале. Я плохо его помню, но иногда он является мне во снах с ореолом роскоши и сказки – хотя едва ли он был велик на самом деле. Кажется, у нас была даже кухарка.

Порой Арис хотелось узнать у матери, где расположен этот дом, можно ли взглянуть на него теперь – но она так и не решилась ворошить свои детские видения.

– Мы жили очень замкнуто, как будто в ожидании чего-то, – сказала она вслух. – Матушка отдавала много сил моему воспитанию, вероятно, имея в виду иное будущее, чем наша избушка. Я подросла и стала задавать вопросы, но большинство из них мне прояснить не удалось. Матушка называла свою девичью фамилию Талео, однако, возможности разведать что-либо о реальности этой династии мне не предоставилось.

Арис замолчала снова, сделав глоток и уже привыкая к резкому привкусу дареного напитка. Многим хотелось еще поделиться, но есть вещи, которые не обсуждают даже с подругой.

Много ли правды было в том немногом, что поведала ей матушка? Даже в самые задушевные минуты она избегала говорить дочери об отце. Неизменно жестко стояла лишь на том, что его забрала последняя война с Тассиром, но брак их был честным. Говорила, теперь они с дочерью носят другое родовое имя, только ни разу его не назвала и прятала глаза. Историю встречи матери с отцом или хотя бы намек на его род его войска Арис ни разу выпытать не удалось. Спрашивать бумагу о венчании казалось уже сущим предательством. В конце концов, она оставила расспросы, несущие матушке скорби.

По речам и умениям Леоноры Эмильевны было неоспоримо, что другую жизнь она видела близко – но была ли ее частью? Талантливая к сочинительству, быть может, и свадьбу придумала для себя и людей, покрывая душевные раны и защищая дочь.

Арис медленно водила пальцем по ободу некрашеной глиняной пиалы. Продолжать начатый рассказ было непросто, но держать в себе оказалось еще тяжелее.

– Мне было около восьми, когда дом пришлось оставить и перебраться сюда. Полагаю, почти все ценное было на тот момент уже распродано, разве что любимую скрипку матушка не решалась променять на серебряные луны. Это оказалось мудрым решением – через четыре года, она оставила меня подлетком на поруки добрых соседок и начала гастроли со знаменитым оркестром "Голос Ладии". Матушка очень музыкальна – это дало нам, наконец, возможность достойного заработка. Порой мне кажется, что это время было самым счастливым для нее. Я знаю, что она переживала за меня и мучилась виной, но рассказы о поездках по империи, об успехе их музыки – переполняли ее восторгом.

– Я помню, – добавила Селена, – иногда, возвращаясь, она позволяла всей улице собраться и слушать ее игру. Мы плакали, не зная сами отчего.

Арис тоже вспомнила те летние воскресные вечера, когда соседи собирались в скудном дворике, садясь на принесенные лавки, низкие скамейки или прямо на землю – и жадно вбирали музыку матушки, сдобренную неспешными речами о дальних краях. Она могла говорить им что угодно – спорить никто не брался, от мала до велика все пребывали под гипнозом ее смычка и слов без малейшей магии.

– Болезнь ее началась в мои пятнадцать, – сказала она. – Все, что скопила матушка, ушло на лекарей. Они только разводили руками, сойдясь на одном: хвори нет, но что-то пьет ее силы и наводит неодолимую дремоту. Внутри нее причину так и не нашли, чужих артефактов тоже не обнаружили. Она просто угасает безо всякой боли. Проснувшись, бросается что-то делать, хочет жить, но этого хватает теперь едва на час, а снадобья для придания сил, похоже, никак уже не действуют. Порой весь час она только играет на скрипке, не то хватаясь за прошлое, не то с ним прощаясь.

– Маги тоже не сладили? Наверное, брали дорого? – спросила гостья.

– Немногие согласились провести осмотр за нашу скудную плату, но и с них толку было мало. Вердикт не изменился. Я готова была обивать любые пороги, но матушка вдруг отрезала, что больше расходов на магов она не благословляет.

– Неужто тетушка поверила, что ты бросишь искать помощи? – зная искреннюю близость подруги с матерью, Селена изумилась.