Чаровница для мужа

Вторушин знал, что умрет. Собственно, это знает каждый… Так сказать, все мы, все мы в этом мире тленны. Однако он знал о грядущей смерти не вообще, а конкретно. Был убежден, что сей час придет скоро, настигнет его с неотвратимостью летящей пули. Можно при известном напряжении воображения представить себе это невыносимо надолго растянувшееся мгновение: человек видит, как в него выстрелили, и успевает рассмотреть, как пуля летит, свистя и вспарывая воздух. Такие штуки часто в кино показывают. Вторушин знал, что это на компьютере сляпано, какой-то там монтаж, фиг разберет, но сейчас он видел свою смерть в деталях, видел, как палец человека, который должен его убить, нащупывает курок, потом неспешно сгибается, нажимая на него… Рука чуть дергается от отдачи, но пистолету уже легче, он уже выплюнул пулю, он как бы облегченно вздыхает… и этот вздох сливается с тем самым свистом пули, который слышит человек-жертва… плавится воздух, потому что его прожигает пуля… и сейчас она прожжет и его насквозь, пережжет ту самую нить жизни, которую заботливо спряла одна из небесных прях…

А может, это и не монтаж. Может, такое и в самом деле кто-то видел, а не только представлял, как Вторушин.

Почему он был уверен, что его застрелят? Потому что застрелили Людмилу и того подловатого байкера? Ну да, наверное, поэтому. А может быть, он просто подсознательно выбирал для себя смерть помилосердней, полегче, все-таки пуля стремительна и жадно-безрассудна, она хочет просто убить, она не тратит времени на гнусности и издевательства, не пытает неизвестностью. Вторушин гнал от себя мысли о том, что для него уготовано нечто совершенно иное, покруче, поизощренней… в конце концов, что такое был байкер? Статист, не более того. Что такое была Людмила? Эпизод, эпизод…

Глупец тот, кто решил, будто Евгений Вторушин может потерять голову из-за женщины надолго, на дольше, чем длится желание… теперь он это понимает, хотя, пока Людмила была жива, ему казалось… последняя любовь, все такое…

Креститься надо, если кажется! Все вышибло из его головы и сердца, когда он увидел ее на крыльце, увидел мертвой… Любовь? Она умерла тут же, на том же затоптанном, грязном, залитом кровью крыльце. Его погнал прочь не страх быть замеченным, не страх быть принятым за убийцу, не страх перед могущим разразиться скандалом. Его погнал прочь страх осознания того, что он натворил. Страх, нет, ужас прозрения. Предчувствие смерти, своей смерти. Людмила… Что она?! Мгновение забвения. Такая женщина — до потери разума! — была в его жизни лишь одна, может быть, она сама по себе была единственная, и зря он думал, что может освободиться от нее . В этом смысле судебный процесс ничего не прекратил, ничего не развязал и ничего не развел : напротив, все началось сызнова, узлы запутались крепче, они этим процессом были сведены на такой узкой, что уже некуда, дорожке, они стали на этой дорожке друг против друга, стали близко, ближе, чем были их тела, когда страсть сплетала их… Вторушин знал, что она выстрелит, выстрелит в упор, что она не промахнется, что на его мертвом теле останется ожог от ее выстрела.

И никакая охрана не поможет. Только такие дураки, как Славин, верят в великую силу «коробочки», выстроенной вокруг «объекта». От нее никакая «коробочка» не спасет. И десять, и двадцать коробочек не спасут… Потому что на ее стороне — правда. Ее вывернутая правда.

Вторушину никогда не свойственно было каяться в содеянном, может, он потому и достиг столь многого, однако сам-то про себя он все знал и понимал. Вот и сейчас понимал, что зря это затеял, что его вина была первична. Или все же ее ? На самом деле, кто больше виноват в том, что двое, прежде не мыслившие жизни — существования! — друг без друга, вдруг проникаются таким острым отчуждением, которое граничит с ненавистью, и эта ненависть начинает их убивать?

Они были счастливы и влюблены, пока были бедны. Потом…

Неужели в этом все дело?

«Брось задавать риторические вопросы, — зло сказал он себе. — Ты прекрасно знаешь, что именно в этом!»

Ему не стало легче оттого, что он знал причину, знал, каким будет следствие. Сам на себя обрушил лавину, сам и выбирайся. Да вот не выбраться, это он тоже знал.

А вот она … она сухой выйдет из темной, черной, смертельной воды — когда его уничтожит. У него были свои источники информации в самых неожиданных местах, и он знал, что убийство байкера имеет почти стопроцентный шанс перейти в разряд «висяков». Опытные люди такое видят и понимают сразу. Точно те же шансы у убийства Людмилы.

Вторушин не сомневался в том, кто виновен. Но самое забавное, что у убийцы было на это время безупречное алиби.

Наемник? Нет. Это сделала она, она сама. Сладость мести она не уступит никому. И в то же время у нее есть алиби.

Вторушин не сомневался: его убьет она своей рукой. И опять у нее будет алиби.

Ну что он мог сделать?

Только нанести встречный удар.

Промахнется. То есть попробовать можно, и все же…