Чарусские лесорубы

Мать кинулась к печи, где у нее что-то поплыло из котла.

С улицы раздался стук в окно.

— Сейчас, Николай, сейчас! — отозвался Сергей.

Немного погодя Ермаков и Гущин отправились в Новинку. Было темно, луна скрылась, а рассвет еще не наступил. Дорога лежала желобом в густом заснеженном лесу. Прибитый снежок похрупывал под ногами. Шли молча, гуськом: впереди Николай, Позади Сергей. Почти перед самой Новинкой Гущин вдруг остановился и шепнул:

— Сережка, волк!

— Где? — так же тихо спросил Ермаков.

— Вон впереди, на дороге сидит.

— Пенек, наверно.

— Какой тебе пенек? Я вчера тут шел — никакого пенька не было… Смотри, смотри, подальше возле елки второй сидит.

— У тебя спички есть? — шепнул Ермаков.

— Ну, есть.

— Доставай спички и пойдем. Если волки, зажигай и смело иди, все равно убегут. Они боятся огня.

Потряхивая коробкой со спичками, Гущин сказал:

— На, возьми, Сережка. Иди сам вперед.

— Струсил?

— Я не струсил, но… боязно.

Ермаков засунул рукавицы за пазуху, взял спички и пошел вперед. Волки сидели неподвижно. До них было совсем недалеко. Ермаков хотел уже посмеяться над трусостью товарища, принявшего пеньки за волков. Но в это время один из хищников встал, сошел с дороги и сел на сугробе. У Ермакова заходили по спине мурашки, волосы под шапкой вздыбились. Он оглянулся назад на дорогу — ни души. Народ из Сотого квартала пойдет на работу позже. Сергей пожалел, что не взял железную трость, которую брал с собой, когда ходил один… Как быть? Ведь не стоять же тут на дороге перед волками? Набравшись мужества, он шагнул вперед. Тоненькая спичка вспыхнула в его руке, от света порозовели пальцы, а звери продолжали спокойно сидеть возле дороги. Спички стали вспыхивать одна за другой. До волков уже оставалось шагов десять-пятнадцать. А тут, второпях, Ермаков нечаянно спалил сразу всю коробку со спичками.

Надев рукавицы, Ермаков сказал товарищу:

— Была не была, Колька! Пошли. Если накинется который — падай на волка и засовывай руку в пасть.

И пошел вперед, закричал во все горло. Колька Гущин тоже закричал. Волки нехотя поднялись и скрылись в темном ельнике.

В свою лесосеку под Водораздельным хребтом они пришли раньше всех, еще до света. Прислушались. Во всех делянках было тихо. И только в стороне, где работали горняки, отчетливо слышался стук буровых машин, вгрызающихся в скалы. Горняки спешили, работали день и ночь, а лесу кругом стояло видимо-невидимо.

Рассвет застал бригаду Ермакова у яркого костра. Пламя отогнало от людей тьму, озарило бронзовым светом лица, одежду, измятый вокруг сыпучий, как песок, снег. Все были в сборе.

Сергей коротко рассказал о вчерашнем собрании, и бригада приняла вызов, брошенный Медниковой.

Вальщики, сучкорубы, раскряжевщики и грузчики чувствовали себя приподнято; спокойными казались только трелевщики: они с факелами медленно осматривали свой лупоглазый трактор, подкручивали гайки, грели у костров в бачках воду и масло.

Больше всех волновался Николаи Гущин. Он стоял в сторонке с топором на плече и говорил, обращаясь к тем, кто был у костра и грел зябнущие руки.

— Ну, хватит сидеть! Идемте. До пуска электростанции надо подготовить рабочие места.

— А что их готовить?

— Как «что»? Отаптывать снег у лесин, срубать сучки, кусты, которые могут помешать делать подрубку деревьев. А как станция заработает — начнем валку.

— Так темно еще, Николай.

— Ничего не темно. Когда стоишь у костра — кажется темно, а отойдешь от огня — светло. Вот, посмотрите. Восток-то совсем уже побелел. Спешить надо. Мохов с Медниковой, наверно, уже приступили к работе.

— Ну и пускай себе работают на здоровье, — отвечали ему. — Мы Епифану с Елизаветой двадцать очков вперед дадим.

— Не хвастайтесь! — посоветовал Ермаков. — У них бригада боевая. Мы их так бьем, что сами от стыда не знаем, куда деваться.

В небе угасали звезды, над вершинами елей розовел рассвет. Светлый и торжественный, в зимнем убранстве поднимался день над землей, над тайгой.

Ермаков встал с чурбака, махнул рукой в сторону лесосечной ленты и пошел по узкой глубокой тропинке к темной стене леса. Остальные тоже поднялись и цепочкой пошли за бригадиром.

Во время обеденного перерыва Сергей пошел к Епифану Мохову в соседнюю лесосеку. Ослепительно ярко искрились снега. На сердце было тепло и радостно. Перед делянкой, где работал Мохов, у самой тропинки на палке, воткнутой в снег, была прибита плашка, на которой он прочел: «Опасная зона».

«Все-таки для порядка предупреждают людей, боятся, чтобы не покалечить своей ухарской работой», — подумал Ермаков. Остановился. Прислушался. Кругом было тихо, солнечно; на стволе старой кривой березы старательно работали два нарядных дятла.