Лета дёрнулась в сторону Зои, но ей преградила путь Василиса. Лета прикрыла глаза, вдохнула и медленно выдохнула.
– Так. Куда бы нам это пристроить. – Лета вышла из-за стола, встала посреди зала и упёрла руки в бока, осматривая стены, уже сплошь увешанные картинами Гаврила по номерам, рисунками Василисы и пазлами со вкусностями, собранными и подаренными её отцом.
– Вон там есть место, – указал Коля на простенок между окнами.
– Там света мало. – Лета задумчиво постукивала по губе. – Дай-ка.
Лета взяла рисунок, приложила его к стене над столиком и спросила:
– Ну как? Нормально или повыше?
– Боже, какое уродство, – театрально фыркнула Зоя. – Вам не стыдно это людям показывать?
– Можешь лучше – сделай, – опередил Василису Коля. – Критиковать все могут, а ты возьми и покажи класс.
– Ага, щас. – Зоя, выгнувшись, как шпалера на ветру, обернулась и позвала: – А можно ещё кофе?
– Сейчас, – раздался из кухни голос Гаврила.
– Так, нужен гвоздик, – проговорила Лета. – И молоток.
– Кто тебе разрешил здесь командовать, а? – с вызовом спросила Зоя.
– Тебя не спросила, – бросила Лета по пути в кухню. Рисунок она положила на стол. И тут же рядом материализовалась Зоя.
– Дай-ка гляну. – Она успела схватить картинку быстрее Василисы и нагло хохоча, начала им размахивать над головой. – О, кстати, я знаю прекрасное место для твоей мазни!
Зоя подскочила к мусорному ведру и бросила в него рисунок. У Василисы перед глазами всё поплыло. Размалёванное лыбящееся лицо Зои, чьи-то приглушённые крики. Зоя отскочила и шире раскрыла пасть в хохоте, а Василису кто-то перехватил поперёк туловища.
– Будь выше этого, – цедил Колин голос у уха.
– Эй, вы чего?!
Отлично, Лета вышла откуда-то из подсобки и своим звонким голоском разогнала морок.
– Драки ещё не хватало, – театрально возмутился Коля. Ага, оправдывается за обнимашки с Василисой. Отлично, критическое мышление вернулось.
– Что происходит? – спросил Гаврил, поставив чашку кофе на столик, за которым уже, как ни в чём не бывало, сидела Зоя.
Коля хмыкнул и достал картинку из мусорного ведра.
– Зря, – цыкнула Зоя. – Там лучше всего бы смотрелось.
Гаврил подошёл ближе.
– Ты руки-то об это не пачкай, – уже мягче произнесла Зоя. – Оно же из мусорки.
Права ведь, зараза. Теперь, когда картинка побывала в помойке, на стену её вешать уже неприлично. Так, стоп. А это что?
Василиса забрала картинку из Колиных рук. К паспарту прилип маленький цветной листочек. Смятая записка в виде пончика, которую Василиса утром подложила в карман Гаврилу. Вот, значит, куда отправляются её подарки. В урну.
Отчаянно пытаясь задавить слёзы, Василиса схватила куртку и рванула прочь из «Подсолнуха». Глаза заволокло, под веками щипало, слёзы заливали лицо. Вытираясь тыльной стороной кисти и шмыгая, Василиса кое-как добралась до дома.
Бросила вещи, залезла в кладовку, достала оцинкованное ведро. Сбегала наверх, собрала в мятую кучу все записочки, которые дарил ей Гаврил, бросила в ведро. Побежала на кухню, положила в карман спички, открыла холодильник.
– Ты чего носишься? – спросил где-то рядом голос отца. Как-то не вовремя, не до него сейчас.
Схватив бутылку с растительным маслом, Василиса обогнула отца, взяла ведро и, пинком открыв дверь, вышла на заднюю веранду. Там бросила в общую кучу рисунок с сакурой и кексиками и уже открыла бутылку с маслом, когда кто-то ловко выхватил её из рук.
– Ну? – требовательно спросил отец. – Что стряслось?
У ног крутился и поскуливал Изюм. Вместо ответа Василиса вдруг разревелась во весь голос и ткнулась в отцовское плечо.
Глава 4. Тысяча всяких «но»
Следующим утром Василиса спустилась к завтраку с твёрдым намерением увильнуть от похода в школу. В конце концов, у неё мама врач, можно бы разок и воспользоваться служебным положением для изготовления справки. А система дистанционного обучения у них в школе давно налажена.
– Доброе… ты что это делаешь? – Василиса подошла к маме, которая занималась тем, что прилаживала её рисунок с кексиком и сакурой к кухонной стене.
– Посмотри, так нормально? – обернулась мама.
– Его же из мусорки достали.
– Слышать ничего не желаю! – отрезала мама. – Красивая картинка, мне нравится. Пусть висит. И потом – я его над церковной свечкой подержала, так что всё нормально.
– Зачем вообще что-то рисовать, если нейросеть за минуту сделает в сто раз лучше, – пробубнила Василиса, садясь за стол. Снять со стены подаренный Гаврилом портрет ей тоже вчера не дали. Потому что маме, видите ли, очень понравились водяные лилии.
– Ты же для себя рисуешь, а не для кого-то. – Мама расставляла на столе кофейные чашки, а отец с серьёзным видом разговаривал по телефону, топая взад-вперёд по гостиной.
Кажется, пора переходить к главному вопросу. Василиса вдохнула поглубже и заставила себя произнести:
– Мам, я хочу перевестись на дистанционку.
– Чего? – Мама даже остановилась у плиты. – Два месяца осталось, какая дистанционка?
– Такая, – буркнула Василиса, глядя в чашку.