Чарусы (СИ)

Василиса только и успела, что собрать рукоделие, краски, бумагу и Изюма. И уже от бабушки позвонить Лете, чтобы попросить припрятать их находку получше.

– Ты знаешь, с этой штуковиной что-то странное. – К удивлению Василисы, Лета говорила, даже не понижая голоса. – Я пыталась её сжечь, но она не горит.

– Твои родители ничего не заметили? – Вот Василиса почти шептала, запершись в ванной.

– Да им пофигу. Ты когда приедешь?

– Ну, к Выпускному точно вернусь. Да, и будь осторожнее, ладно? К Зое не лезь.

– Напугала, – прыснула смехом Лета. – После прошлого раза мне уже ничего не страшно. Ну, пока.

Василиса вышла из ванной. Дорисовала наконец лавандовые поля, на следующий день доделала бутоньерку. Копаться в огороде быстро надоело, тем более что талант к садовничеству у Василисы отсутствовал напрочь, и бабушка быстренько отправила её «погулять в городе».

Пошатавшись по улицам среди туристов, Василиса зашла в «Ойме». Была кофейня, стала чайная, хотя почти ничего не изменилось. Разве что в меню появился выбор чаёв и пряников. Угостившись иван-чаем со смородиной и лавандовыми пряниками с начинкой из синих ягод, Василиса всё-таки обдумала идею, возникшую ещё вчера, пока мама везла её к бабушке.

Всё-таки придя к согласию с собой, Василиса купила сет из пончиков и пошла к центру города. Погода стояла самая что ни на есть июньская – тепло, но ещё не жарко. Мошкара уже исчезла. Кругом множеством разноцветных пятнышек благоухали цветы, в парке бил фонтан, пахло свежей зеленью.

Василиса миновала парк и дошла до городской больницы. Вот они исторические поселения – все значимые учреждения находятся в старинных домах. Так что, пройдя через сад, Василиса вошла в здание бывшего дома городского головы.

Купила бахилы, нашла неврологическое отделение. Она же выспросила у мамы, куда отвезли Гаврила. И от Натальи Львовны узнала, что ему вроде бы стало получше.

Дошла до нужной палаты, вдохнула поглубже и заглянула в приоткрытую дверь. Гаврил сидел на койке у окна, вытянув ноги. Повезло – других пациентов рядом не было.

Василиса постучала в косяк. Гаврил обернулся. Против света она выглядел скелетом, обтянутым кожей. Снова вспомнился Вася. Что-то давно его не видно.

Выбросив мысли о нарядном ходячем скелете, Василиса спросила:

– Можно?

– Можно, – пожал плечами Гаврил.

Василиса прошла мимо коек, осмотрелась. Стульев не было, так что она устроилась на краю кровати, у спинки которой лежал скрученный в рулет матрас.

– Как ты? – спросила Василиса, стараясь придать голосу спокойствия. Хотя фиолетовые круги на пол-лица Гаврила, его тощие руки в бинтах, капельница и выпирающие из-под футболки ключицы пугали.

– Сносно, – вяло отозвался Гаврил.

Ещё несколько секунд они просидели молча.

– Что врачи говорят? – предприняла ещё одну попытку к общению Василиса.

– Нервный срыв и обморок на фоне переутомления. Травмы мягких тканей. – Гаврил шевельнул кистями.

– А на самом деле?

Гаврил отвернулся и молчал, глядя в окно.

– Мне один человек сказал, что в такой ситуации у него было ощущение, что под кожей что-то ползает. И он попытался это вырезать.

– Кто это тебе сказал? – быстро спросил Гаврил.

– Неважно. – Василисе не хотелось «сдавать» Давида Юрьевича. – Важно, что ты – не первый. А если им кто-то не понравится? Или дорогу перейдёт? Или не так посмотрит?

– Ты просто не понимаешь, – покачал головой Гаврил. – Тебе не понять, как жилось Зое в посёлке. Как ей в спину плевали. Как ей бабушка всё запрещала, чтобы она не стала похожей на мать.

– А она всё равно стала, – пробормотала Василиса, глядя в сторону.

– Ей просто хочется, чтобы её нормально воспринимали, чтобы её кто-то любил.

– А что, бабушка не считается?

– Ты не знаешь, каково быть изгоем.

– Ну да, – улыбнулась Василиса, пытаясь задавить подступающие слёзы. – Где уж мне понять такую тонкую и ранимую натуру. Я же всего лишь хромоножка, и мне всего лишь предстоит жить с этим всю жизнь. В деревне. Где я никогда не стану своей, потому что приезжая.

Гаврил хотел что-то сказать, но Василиса его перебила:

– Да ясно, это же другое. Зоя – страдающая душа, а я – мохнатая гусеница. И мне до неё как треснувшему кирпичу до Давида Микеланджело. Ладно. Вот тебе пончики из «Ойме». Сам не съешь, так угости кого-нибудь. – Василиса поставила коробку с пончиками на койку и поднялась. – Всё, я похромала. А ты давай поправляйся.

– Опять ты передёргиваешь.

– Ну, такая вот я гусеница. Бабочкой уже не стану. Пока.

Кажется, Гаврил сказал что-то ещё, но Василисе надоело биться об стену. То ли приворот ещё действовал, то ли он правда верил в то, что говорил. А может, и то, и другое. Намеренно сильно подволакивая ногу, она вышла из палаты.

Ещё поболталась по парку, поела ягодного мороженого в летнем кафе. И услышала знакомый, хорошо поставленный, голос:

– Теперь вы можете погулять по парку и купить сувениров вон в тех торговых рядах. Собираемся у входа, где остался наш автобус, через два часа. Всем приятного времяпрепровождения!