Я привычно завернул на почту и написал другу, как он мне дорог и близок, как мне его не хватает, и добавил: «До конца здесь не высижу. Сбегу. Через неделю жди».
И когда, воспрянув духом, я вернулся к себе, хозяйка протянула мне письмо, лишившее меня всех надежд и разбившее последнюю веру в собственное счастье. В этом письме друг называл Беллу своей невестой, писал, что у них все прекрасно, они уже подали заявление, и намечается свадьба, на которой мне уготована почетная роль свидетеля. А после свадьбы они, может быть, подадут другое заявление… И тут я понял, что мой умный друг Ваня далеко метил.
Это был его билет.
С надорванным конвертом в зубах и недочитанным письмом в руке я упал спиной на койку и замер в оцепенении, из которого меня вывел Галантерейщик. Склонившись надо мной, он осторожно тронул меня за плечо и кашлянул в знак того, что осмеливается просить моего внимания. Я резко дернул плечом и с ненавистью отвернулся к стенке, что также должно было обозначить: оставьте меня в покое! Я сплю!
— Извините, но там, за окном… часом, не вас ли ищут? — спросил он, соскальзывая голосом в самый верхний регистр и отыскивая в нем вкрадчивые нотки, адресованные тому, кто недавно заснул и может быть испуган тем, что его будят слишком настойчиво и грубо.
— Кто меня может искать?! Кому я нужен?! — пробормотал я, с байронической усмешкой закутываясь в одеяло.
— Какая-то девушка в заячьей шубке, длинной юбке и с очень-очень смелой, я бы сказал авантажной, прической, — произнес он, разглядывая кого-то в окне и явно ожидая, что набор перечисленных им примет мне скажет гораздо больше, чем ему.
Я хмуро приподнялся на локте и тоже посмотрел в окно. Да, это была моя утренняя знакомая, но вряд ли она меня искала — скорее, просто в одиночестве бродила по городку. Бродила и случайно забрела в наш двор. Двор наш славился своей роскошной мраморной скамейкой, похищенной из приморского парка. И вот она присела на краешек, глубоко засунула руки в карманы, втянула голову в плечи и съежилась так, будто задувавший с моря промозглый, отдающий водорослями ветер, мутное небо, мигающие фонари и сумеречно-серые улицы вызывали у нее не только чувство холода, но и беспросветной тоски.
Накинув пальто, я выбежал во двор.
— Вы же тут совсем замерзнете! Здравствуйте! — сказал я, не столько снова здороваясь с нею, сколько спрашивая согласия на то, чтобы напомнить ей об утреннем знакомстве.
Она рассеянно кивнула, то ли соглашаясь со мной, то ли возражая, а скорее, просто меня не слыша.
— Позвольте вас пригласить. Тут есть один ресторанчик… Хотите вина? — спросил я, играя голосом так, словно во мне на мгновение проснулся Галантерейщик.
Она с удивлением на меня посмотрела, стараясь уразуметь, почему, с какой стати ее вдруг куда-то приглашают, и тут я с ужасом, стыдом и обидой понял, что она меня попросту не узнала. Ха-ха! Хорош же я был со своим приглашением! Ресторанчик! Мне стало гадко, тошно, и лицо облепила паутина стыда.
— Помните, утром у кабинета… — пробормотал я подавленно, чтобы хоть как-то оправдаться в ее глазах, и вдруг лицо ее просияло.
— Ах, это вы! Александр, кажется…
— Борис, — поправил я не без строгости, взывающей к тому, что имена таких знакомых, как я, надо запоминать получше.
Тогда и она, тоже оправдываясь, повторила:
— Да, да! Ну конечно же Борис! Борис!
Так восхитительно просто все решилось с моим злосчастным псевдонимом. Я ликовал, но мне предстояло еще одно испытание в роли дамского угодника, на которое я сам напросился. К счастью, единственная шашлычная, находившаяся поблизости, оказалась закрыта, и я сколько угодно мог разыгрывать сожаление по этому поводу.
— Ничего, — успокоила меня она, — здесь подают такую кислятину! Лучше давайте погуляем!
Откуда она знает, что здесь подают?! Ах да, надо было сразу догадаться — Рязанский пекарь! Это открытие заставило меня помрачнеть и надолго замолкнуть.
Между тем наступал вечер. И то, что недавно светилось, белело, мерцало, проступало зыбкими контурами в тумане, вдруг стало меркнуть, гаснуть, и городок словно припадал к земле. С неба сыпалось что-то вроде дождя или талой, склизкой снежной каши, и фонари мигали, готовые погаснуть. Унылейшая пора для прогулок вдвоем это южный осенний вечер! Но именно он-то и подходил для начала моего романа, подходил прекрасно! Меня не узнали после утреннего знакомства, шашлычная, где я, может быть, и блеснул бы в роли ухажера, оказалась закрытой, и в дополнение ко всему — этот Рязанский пекарь!
— А куда делся ваш верный спутник? — прервав затянувшееся молчание, насмешливо спросил я, чтобы одним махом окончательно испортить неудавшийся вечер.
После этого она замолчала так, чтобы мой вопрос повис в воздухе, и я сам понял, насколько он неуместен.
— Я уйду… Прощайте.
— Ну, почему же?! Ответьте! Не смущайтесь! Разве это секрет?!
— Его нет, Боря… и больше никогда не будет.
— Да? А я его сегодня встретил в бильярдной! Он так ловко загонял шары в лузу: и дуплетом, и рикошетом!
Невольно для самих себя мы сбивались на какую-то нелепую перепалку.