Чары Шанхая

Сидевший в ногах у проснувшейся Сусаны Форкат с улыбкой наблюдал, как Анита допивает воду. Он сидел нога на ногу, кисти его длинных покрытых пятнами рук свисали с колена, словно у каторжника, закованного в кандалы. Тем не менее они не походили на усталые руки смирившегося со своей участью неудачника: казалось, в них дремала какая-то неведомая сила.

— Ничего у тебя не болит, — сказал он строго. — Просто тебе кажется. Вот и все.

Сусана засмеялась и закашлялась, а сеньора Анита поставила стакан и сумку на стол и пробормотала:

— Мошенник.

В следующий миг она сбросила туфли, подтолкнула Сусану, чтобы та передвинулась чуть дальше, и улеглась на кровать головой к Форкату, уперев ноги в изголовье, а затылком прижавшись к его коленям, после чего обеими руками взяла его правую руку и положила себе на лоб, затем слегка отстранила ее и снова прижала ко лбу — и проделала так несколько раз, словно прикладывая горячий компресс, после чего закрыла глаза и вздохнула с облегчением. Мы с Сусаной переглянулись.

— По-моему, ты выбрала неудачное время, Анита, — заметил Форкат.

— Если мне не станет лучше, я не смогу работать, — ответила она. — Ты даже не представляешь, как мне плохо.

— Ничего у тебя не болит.

Он приподнял руку и держал ее теперь в нескольких сантиметрах ото лба. Сеньора Анита опять попыталась ее опустить, но Форкат не давал этого сделать. Множество раз возвращаясь мысленно к этому эпизоду, я приходил к одному и тому же выводу: целительный эффект процедуры состоял не просто в непосредственной близости его рук, но прежде всего в тепле, которое они излучали, в особенных волнах, исходивших от покрытой пятнами кожи и облегчавших боль. Прошло минут десять, сеньора Анита казалась спящей. Я открыл папку и достал карандаши, делая вид, что занят рисунком, на самом же деле зорко наблюдая за происходящим. Прежде всего меня интересовал крошечный зазор между ладонью Форката и лбом сеньоры Аниты, я ждал, не появится ли там какое-нибудь свечение, искра или нечто похожее, потому что именно там, в этом зазоре, рождалось что-то необъяснимое. Сусана не хотела смотреть на неподвижно лежавшую мать и притворялась, что ей все равно, но в глубине души не одобряла происходящего.

И представьте себе, сеньора Анита встала как новенькая, что саму ее нисколько не удивило; несомненно, Форкат помогал ей уже не в первый раз.

— Вот видишь, — сказала она, — теперь я чувствую себя намного лучше.

Она тряхнула кудрями, надела туфли и потрепала Форката по волосам. Затем еще раз поцеловала Сусану, вздохнула, повесила на плечо сумку и, уже на полпути к двери, вдруг тихо заплакала, улыбаясь сквозь слезы. Тогда я не понимал, что творится в ее душе, но сейчас знаю: должно быть, она испытала то особенное состояние полноты жизни, которое ей довелось пережить лишь несколько раз.

— Мама, почему ты плачешь? — жалобно спросила Сусана, привстав на коленях в кровати. — Пожалуйста, не надо! Ну пожалуйста!

Сеньора Анита сразу же успокоилась, торопливо простилась и вышла, однако, не дойдя до двери, вернулась, взяла Форката за руку и потянула за собой. Они быстро пересекли гостиную, затем прошли по коридору к входной двери, где — мне всегда хотелось так думать — она на прощанье его поцеловала. Я не был свидетелем этой сцены, однако она запечатлелась в памяти так отчетливо, что со временем я забыл, что ничего этого на самом деле не видел, — как встретились их губы, как они крепко обнялись в полумраке прихожей.

Несколько часов спустя, когда Сусана заканчивала полдник — неизменный стакан молока и бутерброд, — ее зашли проведать братья Чакон, как всегда с сумкой, набитой эвкалиптовыми листьями и стопкой книжек и комиксов, перевязанных бечевкой. А потом, завороженные косящими зрачками Форката и его властным голосом, мы покинули таинственную тихую террасу, залитую багровым вечерним солнцем, и оказались на другой освещенной солнцем террасе в квартире Чень Цзинфан, откуда открывался вид на пристань и реку Хуанпу.

3

Ким находится в Шанхае уже третий день, когда раздается телефонный звонок из парижской клиники «Вотрен»: Мишель Леви о чем-то долго беседует с женой, после чего просит позвать своего друга. Она выносит телефон на террасу, где тот сидит под тентом, листая журнал: Ким ждет, когда Чень Цзин скроется в гостиной.

— Бонжур, дружище, — говорит он в трубку, — как ты там?

— Великолепно, — отвечает Леви, — а ты?

— Все в порядке.

— У меня отличные новости: первая операция прошла замечательно, и я полон надежд; скоро предстоит вторая, более сложная, но удача мне улыбается, и я знаю, что все будет хорошо и скоро я вернусь домой. А сейчас скажи, как наши дела? Ты выполнил то, о чем я тебя просил?

— Отчасти, — отвечает Ким. — Книгу я достал, но Крюгера пока видел лишь мельком. Я не могу им заняться, не приняв меры предосторожности.

— Ты должен поторопиться, — говорит Леви. — Крюгер очень хитер и может что-то почуять.