Час абсента

Женщины удалились в другую комнату, но Роману казалось, что за ним кто-то наблюдает. И он стал осматривать стены. Ему ли, опытному сыщику, не обнаружить камеру наблюдения?

— Не тревожься за своего спутника, — сказала Амалия, как только они остались одни. — Он занят важным для него делом и нам мешать не будет.

Пономаренко больше тревожилась за себя.

— Я встречалась с Лидией Тимофеевной, — сообщила она Амалии, ни на секунду не выпуская ее из виду. — Она напомнила мне тему дипломной работы Лики.

Амалия устало потерла виски.

— У Эпикура есть два блага, из которых слагается высшее блаженство: отсутствие боли в теле и волнения в душе, — оборвала ее Амалия. Слова были совсем из другой оперы, и это показалось Пономаренко очень подозрительным. — Мое же тело терзают боли, а душу — волнения. Как ты думаешь, легко ли мне живется на белом свете?

— И вы решили развлечься? — вырвалось у Инны.

Раздражало все. Инна злилась на себя, потому что теперь, когда настало время серьезного разговора, у нее куда-то исчезли все правильные, нужные слова. Она никак не могла собраться с мыслями и четко изложить Амалии суть своих обвинений.

Раздражала Амалия, которая, как казалось Инне, играла роль несчастной и больной, слабой женщины. А ведь таковой ее никогда никто не видел. Амалия могла скрутить в бараний рог любого, кого она записывала в ряды врагов.

«Ну вот, опять трет виски, вот-вот от слабости в обморок грохнется, и мне придется бегать вокруг нее, причитать и приводить в чувство. Притворщица!» Инна отвернулась.

— Полчаса назад мне нужно было принять лекарство, врачи настоятельно рекомендуют придерживаться режима, — поделилась Амалия, начисто проигнорировав выпад Инны.

— Лидия Тимофеевна хорошо помнит, что Лика изучала творчество Эдгара По.

— Эх, дорогуша, ты безнадежно глупа, — вздохнула Амалия. — Подойди поближе, посмотри мне в глаза, смотри, смотри внимательно… Разве может мать осквернить память дочери дурными поступками?

Инна отшатнулась. В глазах Амалии были боль, усталость, тоска и никакого азарта, никакого намека на огонь.

Графиня усмехнулась, прикрыла глаза и принялась открывать пузырек с таблетками.

Состояние Инны не поддавалось описанию. Она была раздавлена. Вся ее стройная система доказательств и психологических обоснований разлетелась в пыль от одного взгляда матери, потерявшей ребенка.

Амалия Никифоровна наконец выполнила рекомендации врачей: положила в рот пару таблеток и запила их водой.

— Иди, дорогуша, и поищи серого кардинала в другом месте. Найдешь — я помогу с ним справиться. Все говорит за то, что он тебе не по зубам. Больно хитер и изворотлив, но попытайся, ты упрямая и…

Что хотела добавить Амалия, неизвестно. Лицо ее вдруг посерело, она закашлялась и стала задыхаться.

Инна закричала. В комнату влетел Роман с пистолетом в руке. Не разобравшись в ситуации, он мог запросто пристрелить Графиню, которая, выгнувшись и вытянув шею, отчаянно боролась за глоток воздуха. Ведь он изначально был настроен защищаться от хозяйки дома.

— Ромочка, врача, скорее, — запричитала Инна, — Амалия задыхается.

Роман, как конь в стойле, замотал головой, ничего не понимая.

— Что у вас тут произошло? — спросил он, пряча оружие.

— Врача вызывай, — приказала Инна, — потом все объясню.

Она бросилась к Амалии:

— Чем я могу помочь?

Амалия, теряя сознание, просипела:

— Племянник, племянничек… — Ей тяжело дались эти слова. Они забрали остатки сил, и Амалия потеряла сознание.

Врачи прилетели, будто на вертолете, и мгновенно развернули бурную деятельность. Суетились, словно вокруг президента.

Инна успела тихонько, не привлекая внимания, изъять со стола таблетки и положить их к себе в карман.

— Ну что там? — налетел на нее Роман с расспросами. — Она сама траванулась, да? Вы, Инна Владимировна, ее к стенке прижали, она и сломалась? Ничего, врачи ее промоют, в чувство приведут, а мы тут же повяжем…

— Да при чем здесь Амалия? — вскричала Пономаренко.

Бедный Роман так и застыл с открытым ртом.

— Э-э-э, — наконец обрел он дар речи, — вы же сами говорили: психология, доказательства, душа, опять же таки, больная… Я, как портрет дочери увидел, сразу поверил…

— Ну и зря поверил!

Роман замолчал надолго.

— С вами не соскучишься, — протянул он. — И что же вас убедило, что она не виновна?

— Глаза, — просто ответила Инна. — Ее глаза.

— Ну, знаете, не ожидал от вас такого!

— Напрасно ты, Роман, сомневаешься. Глаза — это зеркало души. Вспомни Шпунтика. Почему я догадалась, что рыбки его напугают до смерти?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Роман. Он понял, что сейчас его снова начнут грузить психологией, и боялся, что убедят.