Час абсента

Верунчик рванула с места так, что шины завизжали. Она поняла, с кем следует потолковать. Толстый Эдик ей все скажет. Если это его рук дело, то она Колобка в лепешку раскатает. Она разнесет его гадючье гнездо на атомы. Как она раньше о нем не вспомнила! Колобок давно зубы точил на их фирму. Он и Алекса испытывал на прочность. А теперь обрадовался, что Алекс на кладбище, и решил сожрать конкурентов? И кто у него сейчас главный враг? Правильно, она, Вера Степановна.

— Ну, Эдик, держись. Если мои мучения на твоей совести, ты у меня похудеешь. — Верунчик давила на газ. Ей хотелось побыстрее удостовериться, вычислила она гниду или нет.

* * *

Секретарша Эдика сонно клевала носом. Жарко, душно, скучно. Больше всего ей хотелось лечь на диван, который так соблазнительно стоял напротив ее стола. Но нельзя. У директора клиент сидит. Крутой, пальцы веером, уже полчаса сидит, договаривается о чем-то. В любую минуту Колобок может потребовать кофе, чай или коньяк. Эх, а диванчик такой удобный, такой мягкий. Хочется лечь, закрыть глазки и представить, что она лежит на пляже, а в трех метрах плещется прохладное Средиземное море. Рядом сидит красивый итальянец. Такой страстный, мускулистый, загорелый плейбой. У него яхта, на яхте обитая красным деревом каюта, в каюте диван, покрытый леопардовой шкурой, бар с тысячью напитков. Он бросает к ее ногам и себя, и яхту, и диван, и бар, а она томно говорит: «Немного мартини со льдом и устриц».

Секретарша в полусне забеспокоилась об этикете. Подходят ли устрицы к мартини со льдом? Но быстро успокоилась. Какая разница? Если она такая неотразимая, то может позволить себе любую прихоть. «Хочу устрицы с мартини, и все тут!» Она улыбается и погружается в сказочный мир. Музычка негромкая, сексуальная, яхта покачивается, влюбленный, возбужденный желанием итальянец все ближе, ближе… его глаза горят, влажные губы прикасаются к ее…

— У себя? — вдруг слышит она вопрос. Грубый, бестактный, сволочной вопрос.

«Мы у себя, — пытается секретарша задержаться в волнующей сказке. — Где же нам быть, наша яхта, наш диванчик, наша каюта, обитая красным деревом…»

И вдруг удар, страшный, сокрушительный удар. Яхта покорежилась и растаяла или утонула. Секретарша открыла глаза. Вместо чудесной люстры от Тиффани, над ней нависла огромная туша. Секретарша открыла глаза пошире. Туша обрела черты Веры Степановны, директора конкурирующей фирмы.

Вера Степановна грохнула кулаком по столу. Помогло. Безмозглая курица, наконец, проснулась. Что за порядки? Сидит на рабочем месте и мух не ловит. Как они не разорятся при такой дисциплине? Если бы у нее секретарша только подумала вздремнуть. Нет. У нее такого безобразия никогда не будет.

— У себя? — переспросила Верунчик.

Секретарша испуганно моргала — так стремительно и резко ее выдернули из сладких грез в серую душную реальность.

— Бардак! — высказала свое мнение Верунчик и двинулась к дверям кабинета.

Секретарша встрепенулась.

— Подождите, он занят, — закричала она, придя в себя. Где те море, яхта и каюта? А работу можно потерять вмиг. Она вскочила и грудью перекрыла дорогу.

— Некогда. У меня срочное дело. Скажи, Вера Степановна хочет поговорить о работе.

— Х-хорошо, — заикаясь, сказала секретарша и, не поворачиваясь спиной к нервной посетительнице, проскользнула в кабинет.

Эдуард Петрович страдал. Уже полчаса он пытался втюхать дубоголовому клиенту хоть какой-нибудь сценарий. Тот развалился в кресле, потягивал коньяк, между прочим «Хеннесси», и на все предложения цедил сквозь зубы: «Фуфло!»

Эдик вытирал пот, подливал клиенту очередную порцию коньяку и шелестел бумагами, искал что-нибудь «задиристое, подкувырное и шелабудное». Эдик и слов-то таких не знал в русском языке, но бабки у клиента немереные, поэтому приходилось рыскать по папкам и вселять уверенность, что вот сейчас-то сценарий будет отпадный. Только для ВИП-клиентов, настоящий эксклюзив, подкувырный и шелабудный.

— Представьте, человека хватают посреди улицы, швыряют в машину, завязывают глаза, затыкают уши, везут на аэродром, сажают в самолет. Клиент ничего не видит и не слышит. Самолет набирает высоту, и человека сбрасывают с парашютом. А? Какой адреналин! Какая острота, внезапность! Он заново родится.

— Фуфло! Ты кого хочешь «закубулькать», бывшего десантника? Да он парашюты и самолеты по запаху чует.

«Все, сил моих больше нет, клиентяра поганый! — ругался Эдик про себя. — Хоть бы захлебнулся моим коньяком!»

Он заставил себя вежливо улыбнуться.

Секретарша с одного взгляда поняла — не вовремя.

— Я занят! — рявкнул Эдуард Петрович.

— К вам посетительница, — оправдывалась секретарша.

— Я занят!

И тут дверь отлетела в сторону и в кабинет ворвалась Верунчик. Ей надоело ждать решения Колобка. В приемной на нее нахлынули острые, жуткие воспоминания о том, как ее заставили прощаться с жизнью. Темнота, духота, страшные мысли о смерти — и все это дело рук Колобка, который заставляет ее ждать аудиенции… Вот он, обидчик, только толкни дверь — и вышибай мозги!