Час абсента

— Что она несет?

— По телефону не могу сказать, не телефонные это новости. Приезжай, сама все услышишь. Я и Романчику уже позвонила. Он обещал подъехать, так что поторопись.

— Я приеду раньше, — пообещала Инна.

И действительно, Пономаренко опередила мужчин минут на пять. Но бездарно проторчала эти минуты на входе. Фору сожрал рьяный охранник. Новенький, из шкуры вон лез. Причем не имело значения, приглашенный это человек или сам по себе бьется в дверь. У него одна установка — не пущать! Как Пономаренко ни возмущалась, как ни юлила, как ни доказывала, что ее ждут, ждут с нетерпением, — пробить глухую оборону не смогла. А мобильник она в спешке забыла на работе.

Только когда подоспели Роман с Коротичем, Дела пошли живее. Охранник уставился на милицейское удостоверение Коротича, долго изучал и дрогнул. Инна чертыхнулась. Она тоже пыталась совать под нос маниакально подозрительному охраннику журналистскую корочку, но эффект получился прямо противоположный — охранник угрюмо процедил:

— Приказано никого не впускать!

А на лице было написано продолжение фразы: «Тем более журналистов!»

Все же милиция у нас в почете. Лед тронулся: охранник решился доложить о скопившемся у входа народце.

Через минуту появилась Марина.

— Что же вы так долго? — закричала она.

Инна хмыкнула:

— Мы-то быстро, охрана медленно. Произнеся такую загадочную фразу, Пономаренко гордо прошла мимо растерявшегося охранника.

— Марина, если ты нас зря вызвонила и у Верунчика очередной нервный припадок на почве чрезмерного возлияния… — Инна многообещающе замолчала.

Эстафету подхватил Роман:

— Эдакое женское занудство: никто меня не любит, никому я не нужна, а вот поплачу-ка я всласть, пусть вокруг меня побегают да поутешают, — Роман не нашел ничего лучшего, как погрозить пальцем, — а то я рассержусь всерьез. У нас очень важное мероприятие сорвалось. Понимаешь?

— Что вам ответить? — Марина как будто задумалась. — В обиде не будете. Хозяйка постаралась на славу. Получите по полной программе.

— А если серьезно? — Роман никак не мог смириться с тем, что пришлось отложить поимку Шпунтика и бежать сломя голову сюда.

— Куда серьезней. Пойди и поговори с ней. Пока Верунчик не успела надраться до бесчувствия.

— Нет, первой буду разговаривать с ней я, — решительно перехватила инициативу Инна.

Причем она даже не объяснила почему. Не объяснила, и, странное дело, никто не посмел ей возразить. Хотя могли бы, ох как могли и имели бы все козыри на руках. Она без их помощи даже в офис не могла зайти.

— Что, она так безнадежна? — спросил Роман у Марины.

— Пусть лучше первой идет Инна, — дипломатично ответила Марина.

Инна вежливо постучала в кабинет Верунчика. Ей никто не ответил. Пришлось на свой страх и риск заходить без приглашения.

Вера сидела за столом, раскачивалась в кожаном кресле и задумчиво смотрела в окно. За окном шелестело дерево, на дереве сидел обыкновенный серый воробей и громко чирикал о чем-то своем. Поражали воробьиная эмоциональность и надрыв. Наверное, Верунчик заслушалась и лучше этой «музыки» для нее сейчас ничего не существовало. На Пономаренко она не обратила никакого внимания.

— Здравствуй, Вера, — нарушила идиллию единения с природой Инна.

Верунчик недовольно поморщилась и оторвалась от окна.

— Ты по мою душу? — спросила она бесцветным голосом.

— Я понимаю, тебе трудно справиться со страхом, сочувствую, — начала Инна наводить мосты для дальнейшего общения по душам.

— Что ты можешь понимать?! — взвилась Верунчик. — Ты и сотой доли не испытывала, что довелось хлебнуть мне!

Инну задела такая безапелляционность. Подумаешь, разыграли, подумаешь, в стенку замуровали. А сами они скольких людей пропустили через розыгрыши? Один «Гуинплен» чего стоит. До сих пор она просыпается по ночам и лихорадочно ощупывает свое лицо. А Серпантинову каково было в гробу лежать и каждую минуту умирать от страха остаться там навсегда? В конце концов, не только одной Гренадерше приходят письма в голубых конвертах.

— Я тоже получила письмо с угрозой, — зло процедила Инна. — И ничего, не позволяю себе так раскисать.

Верунчик посмотрела на Пономаренко как на идиотку. Налила себе абсента, потом подумала немного, взяла еще один бокал и плеснула на донышко.

— Пить будешь? — спросила она.

— Буду, — ответила Инна.

Верунчик наполнила бокал доверху и подала Инне.

Пономаренко не отказалась. Пить не хотелось, но не пить не хотелось еще больше.

Верунчик подождала, пока Инна начнет пить, и сказала:

— Я убила Алекса.

Пономаренко чуть не захлебнулась. Она закашлялась, упустила стакан, абсент разлился по столу и теперь растекался зеленой лужей.

Верунчик смотрела на Инну, Инна не отрываясь изучала лицо Гренадерши. Оно было совершенно спокойно. Какая-то застывшая маска спокойствия.

«Может, мне показалось?» — подумала Инна.

— Я убила Алекса, — повторила Верунчик. — Мне теперь так хреново.

Лицо ее не изменилось ни на йоту. Ни один мускул не дрогнул. Будто у Верунчика и не было лица, а была только посмертная гипсовая маска.