Час Быка

— Вовсе нет! — возразила свернувшаяся калачиком Пуна. — Мне Гриф Рифт показался самым глубоким, твердым и умным!

— Зачем тогда он остался в корабле?

— Кто же, кроме него, мог справиться с аннигиляцией? Неужели ты не понял, что «Темное Пламя» погиб бы на Тормансе или в пути и мы никогда ничего не узнали бы!

— Это так! И все же…

— И все же я хочу спать и не спорить с тобой. Тем более что все по-разному отнеслись к людям экспедиции. Дальве в восторге от боевого Гэн Атала и Неи Холли, а ты не сводил глаз с Фай Родис и Див Симбела.

— Увидим, кто лучше! — возразили с другого ряда кресел. — Завтра, после «звездочки».

— Увидим! — сонно пробормотала Пуна, но неугомонный Кими подошел к учителю, устроившемуся в заднем конце салона. Юноша жестом спросил разрешения и получил утвердительный наклон головы.

— Вы, с опытом жизни и углубленным пониманием, — сказал Кими, — кого из них вы избрали бы своим другом?

— Ты думаешь о товарищах в подвигах или же менторе?

Кими покраснел и опустил глаза.

— Понимаю. Но в выборе подруги не может быть подражания, и я тебе не пример.

— Нет, конечно. Но я хотел узнать… думая о верности суждения и вкуса. Мы все так разошлись…

— И хорошо. Независимость суждения мы, учителя, стараемся воспитать в вас с первых шагов в жизни. Потом, после определенной суммы знаний, возникает общность понимания.

— И вы?..

— Я, если бы мог выбирать, выбрал бы Фай Родис.

— О, да! И я…

— Или Оллу Дез!

— Почему же? — недоуменно воскликнул юноша. — Они такие разные, совсем непохожие.

— В этом и дело. Видишь, я предупредил тебя. Пора спать, и мы не будем начинать сложного разговора. Но скоро тебе придется узнать уже не разумом, а чувством всю неизбежную полярность ощущений, диалектику жизни, гораздо более сложную и трудную, чем все головоломные задачи творцов теорий в науке и новых путей искусства. Помни всегда, что самое трудное в жизни — это сам человек, потому что он вышел из дикой природы не предназначенным к той жизни, какую он должен вести по силе своей мысли и благородству чувств.

Учитель умолк и ласково подтолкнул Кими к его месту. Эти заключительные слова много раз возникали в памяти юноши в те часы, когда «звездочка» памятной машины стала развертывать повесть о планете Торманс в почти подлинной жизни экранов ТВФ.

Глава I Миф о планете Торманс

— В заключение позвольте рассказать о происхождении названия. В пятом периоде ЭРМ в западной сфере мировой культуры нарастало недовольство цивилизацией, выросшей из капиталистической формы общества. Многие писатели и ученые пытались заглянуть в будущее. Предчувствие художников внедрялось тревогой в думы передовых людей перед близящимся кризисом в те годы, когда назревавшие противоречия заканчивались военными конфликтами. Но с изобретением дальних ракет и ядерного оружия опасение за грядущую судьбу человечества стало всеобщим и, разумеется, отразилось в искусстве. В Доме Искусств хранится картина тех времен. Короткая подпись под ней совершенно понятна нам: «Последняя минута». На обширном поле рядами стоят гигантские ракеты, подобные высоким крестам на старинном кладбище. Низко нависло мутное, бессолнечное небо, угрожающе прочерченное острыми пиками боевых головок — ужасных носителей термоядерной смерти. Люди, трусливо оглядываясь, как бы сами в страхе от содеянного, бегут гуськом к черной пещере глубокого блиндажа. Художник сумел передать чувство страшной беды, уже неотвратимой, потому что в ответ на гибель миллионов невинных людей оттуда, куда нацелены крестообразные чудовища, прилетят такие же ракеты. Погибнут не те, которые бегут в блиндаж, а изображенные на другой стороне диптиха мужчина и женщина, юные и симпатичные, преклонившие колени на берегу большой реки. Женщина прижимает к себе маленького ребенка, а мальчик постарше крепко уцепился ручонками за отца. Мужчина обнимает женщину и ребят, повернув голову назад, туда, где из накатывающегося облака атомного взрыва высунулся гигантский меч, занесенный над жалкими фигурками людей. Женщина не оглядывается — она смотрит на зрителя, и бесконечная тоска обреченности на ее лице гнетет каждого, кто видит эту картину. Не менее сильно выражена беспомощность мужчины — он знает, что все кончено, и только хочет, чтобы — скорее.