Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

Сколько же лет прошло? Двенадцать? Пятнадцать? Но подполковнику это видится, как сегодня: мелкое крошево оконного стекла усеяло мокрый московский асфальт, и четверо энергичных южан, притихших под дулами автоматов подле расхристанного «интуристовского» автобуса. А в сторонке жмётся стайка вусмерть перепуганных японцев, которых Ледогоров и его товарищи по команде «Альфа» только что выцарапали из лап террористов. И запах, отчётливо ощущаемый запах смертельной опасности и животного, нутряного страха.

Спустя пару дней, благодарный гость из Страны Восходящего Солнца нанёс «альфовцам» визит вежливости. Принять интуриста поручили капитану Ледогорову – как командиру группы и как «профессору иностранных языков».

Японским, правда, капитан не владел, но сопровождавший визитера толмач пояснил, как переводится преподнесённое трёхстишие:

Упавший лист
Опять взлетел на ветку.
То бабочка была.

Любовью к Востоку Алексей Ледогоров проникся ещё в шестилетнем возрасте, слушая рассказы отцова брата – ученого и путешественника. И поныне, в свои сорок два года, подполковник не растерял детской привязанности к восточным цивилизациям. Когда выдавалась свободная минута, он обожал уйти отрешённым взором в эти иероглифы – то несмело разворачивающиеся, подобно набрякшим бутонам сакуры, то яростно разлетающиеся, как ошмётки самолета, протаранившего американский эсминец. Погружаясь, согласно канонам медитации, в магический танец японской туши, Весёлый Роджер словно бы растворялся без остатка. В этой картине. В письменах далекого островного народа. В чашечке теплого саке, которое выпивал пилот-смертник перед последним вылетом…

А потом – всегда неожиданно – возникал этот вихрь, подхватывал Роджера, уносил во вселенскую ночь – такую темную, бездонно-пустую, что в ней не было ни света звезд, ни мыслей, ни чувств, – ничего.

И откуда-то из недр космического небытия неожиданно выплывало озарение. Ночь нашёптывала подполковнику, что тайник с пластитом следует искать в аптеке у тишайшего фармацевта Ахундова. Или что убийство московского коллекционера связано с «Загорским архивом» – собранием уникальных полотен, которое потихоньку растаскивается и контрабандно переправляется из России.

А сейчас? Когда очередной сеанс медитации подвел Роджера совсем уже впритык к тайне парижского антиквара, Океан Космический Информации вдруг выдал крупным планом физиономию Большого Папы!

От досады Роджер смачно плюнул в корзину для бумаг.

Подполковник не любил президентов. Он вообще исповедовал убеждение, что Россия созрела для президентов и парламентов так же, как паровоз Черепановых – для антигравитационного двигателя. Нет: Алексей Ледогоров не был солдафоном с мозгами, вытесанными каменным топором. Как раз солдафоны-то его и недолюбливали – считали гнилым интеллигентом и вообще «сильно умным». Ибо в активе у Весёлого Роджера имелись два высших образования плюс свободное владение английским, испанским, суахили и пушту.

Плюнув в корзину и тем выплеснув ненужные эмоции, подполковник снова сделался невозмутим, как Будда в благоуханном цветке лотоса. И продолжил разгадывать шараду: с какой такой радости к нему вдруг выплыл пресветлый президентский лик? К чему бы? Да, Лёха: придется почесать извилины!

Но «почесать извилины» ему не дали. Повелительно прозвенел телефон, и голос, исполненный значительности, оповестил из трубки:

– Товарищ подполковник, это приемная директора. Вас срочно вызывает Виктор Павлович.

Чудны дела твои, Господи! С каких это пор Главный Шеф напрямую приглашает к себе недостойного опера, хотя бы – и «важняка»? На всякий случай подполковник уточнил:

– Документы какие-нибудь захватить с собой?

– Насчёт документов распоряжения не было. Давайте быстрее, директор ждет!

…Главный Шеф был суров и напряжён. Немногословно изложив экспозицию насчёт ультиматума президенту, протянул тощенькую папку:

– Вот вам исходные данные. Продумайте версии и набросайте план действий. Работать будете в автономном режиме. Свои соображения сегодня же доложите мне. А после моего утверждения – лично президенту страны. Выезжаем в Кремль… – директор бросил взгляд на электронный таймер, – через два-тридцать восемь. В 18.00 прошу быть у меня в приёмной.

«Вот откуда выплыл портретик тот цветной! – размышлял старший оперуполномоченный, возвращаясь к себе бесконечными коридорами Лубянки. – Да уж: тут все Рембрандты и прочая мелюзга – брызгайте в стороны перед господином Фатеевым, нашим Большим Папой!»

Нет: Алексей Ледогоров положительно не любил президентов!