Час «Д»

Посреди площади стояло три здоровенных свежеобтесанных столба, обложенных хворостом и дровами. Их готовили явно не для шашлычка под красное винцо. В самом центре между костров стоял массивный треножник, поддерживающий огромную черную металлическую чашу без ручек. Для чего нужен этот аксессуар, Элька пока не знала. Широкое пространство у будущих костров, охраняемое оцеплением из жрецов Очищающих, Ищущих и простых городских стражников, пустовало. Дюжие мужики пресекали все попытки особенно любопытных горожан прорваться к кострам и урвать веточку-другую на сувенир, приносящий удачу, для внуков и правнуков. Кое-кто особенно настырный уже успел заработать удар плоской стороной «остроги» по рукам, после чего умерил пыл.

– Архижрец, прошу дозволения, – отвлек Эльку от размышлений о дикой психологии толпы знакомый по недавним наблюдениям за казематами голос жреца Реино, пробравшегося на подмостки.

– Да, брат? – недовольно нахмурился Авандус, а Элька не без удовлетворения отметила, что у их Гала это получается куда профессиональнее, особенно с новыми бровями.

Реино сделал вид, что мешкает.

– Можешь говорить свободно, разве у служителей Доримана могут быть тайны от посланцев богов, – велел архижрец.

– Чудо явлено было в тюрьме Дорима. Жрецы, потрясенные им, лежат в беспамятстве, и нет пока возможности привести их в чувство. Нам ведомо только, что был знак – ослепительный свет, одетый в дивную музыку, спустился в подземелье. Ныне же все камеры заперты, оковы замкнуты, но узники-оборотни испарились, как их и не было, все, кроме двоих: Поля и Карин Верне, – не хуже Лукаса выкрутился с докладом изобретательный Реино.

«Наверное, где-то в специальном месте этому специально учат», – решила Элька.

– Испарились? – еще сильнее сдвинул брови архижрец. – Ты хочешь сказать, брат, Великий Дориман в День Сошествия испепелил их своей властью?

– Не мне судить о божьем промысле, архижрец, – скромно склонил голову мужчина, всем своим видом выражая крайнюю степень смирения.

– Верно, брат. Что ж, ступай и доставь тех двоих, что по мысли Великого оставлены были для публичного очищения, дабы не забыли люди о грязи греха и тяжести искупления, – снисходительно кивнул Авандус и углубился в корректировку своей великой, но на этот раз коротенькой, минут на сорок, речи.

Будучи милостиво отпущен начальством, Реино моментально исчез с платформы, демонстрируя похвальное проворство и незаметность, больше приставшие шпионам или киллерам, но не скромному служителю бога.

– Как интересно. А на площади сегодня у вас чудеса будут или все главное уже случилось? – захлопала в ладоши Элька, являя собой классический образец туповатой туристки, бросающейся на любую достопримечательность, как гарпия на добычу.

– На все воля Доримана, – с наигранным смирением ответствовал Авандус. – В этот великий день мы лишь можем молиться и верить в то, что нам, недостойным, будут явлены знамения.

– А вы помолитесь! – тут же наивно попросила Элька. – Вы же архижрец, вас Дориман обязательно услышит! Я знаю, боги всегда слышат своих главных жрецов! Вы его попросите, скажите «пожалуйста» !

Авандус снисходительно улыбнулся наивности девушки, Шарль еле сдержал смешок, сделав вид, что у него очень сильно зачесался нос, а Лукас тактично заметил:

– Прошу простить невежественность моей спутницы, она лишь недавно ступила на стезю служения, еще мало знает о промысле богов и пока только учится искусству обращения с дарованной ей силой. Не вам, мадемуазель, наставлять архижреца бога в его служении, это дело лишь самого Доримана.

Пока маг читал нотацию, а Авандус в ответ услаждал слух окружающих спичем на тему вечного ученичества – стиля жизни настоящего жреца, где-то на западном конце площади наметилось движение и хрипло, удивительно противно, но дружно взвыли маленькие серые рожки, извлеченные жрецами из-под хламид.

– Ну и звук, аж зубы ломит, – недовольно поморщилась Элька.

– Зато сразу привлекает внимание, – резонно заметил Лукас, кивая на попритихшую в предвкушении толпу.

– И напоминает о необходимости посетить дантиста, – брякнула девушка. «Мы-то с ними милосерднее обошлись, – подумала она, силясь поскорее увидеть то, к чему, собственно, и привлекал внимание ужасный звук. – Людвиг ван Бетховен – это все-таки классика жанра» .

Под натиском звука и «острог» толпа раздалась, образуя в своем чреве коридор, достаточный для того, чтобы по нему мог идти эскорт из десятка жрецов Очищающих, сопровождавший всего двух узников.

– Ведут! Ведут! Ой, мамочки, боюсь! А вдруг сглазят? Оборотни! А чего их двое только? – зашептался народ, жадно глазея на пару, почти скрытую за мощными фигурами охраны: маленькую худенькую, словно птичка, босую женщину, чья тонкая шейка каким-то чудом удерживала головку с густой гривой черных волос, и тощего длинноносого мужчину, пытавшегося заботливо поддерживать свою спутницу, насколько ему позволяли оковы.