Час «Д»

– Как-нибудь обойдемся устным, – рассмеялась Элька. – Ты, светский владыка страны, разрешил, мы, не разглашая публично твое разрешение, им воспользовались и взяли, что нужно. Как думаешь, вряд ли кому-то из твоих подданных в праздничной суете приспичит взглянуть в Зеркало?

– В этот праздник вообще занавешивают все зеркала темной тканью, чтобы любование своей внешностью не отвлекало людей от мыслей о боге и искуплении грехов, а уж созерцание отражения в Зеркале Истинного Зрения жрецы и подавно никогда не одобряли, – с печалью ответил Шарль и горько добавил: – А теперь я буду думать, не для того ли велели сделать это жрецы, чтобы люди никогда не увидели правды.

– Истина хоть через тысячу лет, а выплывет на белый свет, – словно вслушиваясь в смутные отголоски былого, прошептала Элька.

– Вы мудры, госпожа, – склонил голову юноша, вновь вспоминая, что болтает как с давней приятельницей с посланницей богов.

– Не я. Эта мудрость одного из народов того мира, откуда я родом, – отказалась признавать чужие заслуги девушка.

– Вы мудры, если помните эту мудрость, – не согласился Шарль.

– Ах, дружок, хватит меня хвалить, пока мы ничего еще толком сделать не успели, – отмахнулась Элька.

– Вы уже начали – это главное. Идет истребление моего народа, вражда уже посеяна, госпожа, – серьезно возразил король, всматриваясь в лицо девушки своими все понимающими карими глазами, кажущимися в сумраке почти черными. – И, наверное, только правда сможет ее унять. Если что и сможет, то только она. Лекарство редко приятно на вкус.

– А ты тоже умен, парень, хоть и молод, – заметила девушка, заправив за ухо выбившуюся из прически прядь. – Наверное, мудрость и быстрое взросление – участь всех истинных королей. Конечно, мы надеемся, что завтрашний день положит конец истреблению драконов, и, хоть всегда остается риск неудачи, медлить нельзя, нужно действовать быстро.

– Вы – наша единственная надежда спасти мир от братоубийственной религиозной войны, а она обязательно разгорится, как только поползут слухи о настоящем храме Доримана. Вы должны рискнуть. Я прошу вас ради всего Дорим-Аверона, ради моего народа, пожалуйста, делайте то, что хотели, – очень торжественно попросил Шарль, схватив Эльку за руку, и скорбным шепотом добавил: – Я не хочу каждый праздник смотреть, как заживо сгорают люди, и в один из подобных дней взойти на костер сам.

Каким-то потаенным ехидным уголком сознания отмечая комичность этой ситуации: хорошенький паренек в кружевной ночной рубашке вещает о судьбе мира, девушка порывисто обняла Шарля и не менее торжественно ответила:

– Мы совершим все, что сможем, и ты тоже, Шарль. А теперь слушай, что ты завтра должен будешь сделать.

Элька инструктировала доведенного до нужной кондиции короля почти полчаса, подробно рассказывая ему о том, что должно будет произойти на площади и как он должен будет на все реагировать.

Поняв, что Элька не вернется, Лукас прекратил бесполезные вопли, надеясь от всей души, что мосье Эсгалу не приспичит проинспектировать текущие дела коллег. А не то за то, в каком виде беспечная девушка отправилась в Дорим-Аверон на ночное свидание с королем, попадет всем, и в первую очередь магу – недоглядел! Так что, решил мосье, сейчас самое время приняться за свои дела и исчезнуть из поля зрения бдительного воителя.

Ненадолго покинув зал, маг вернулся в него с большой плетеной корзинкой, прикрытой вышитым полотенцем, скрывавшим ее содержимое, но не аппетитные запахи, исходящие от него. Коротко салютнув Максу, Лукас нажал на перстень и тотчас переместился в нужном направлении, а именно туда, где сейчас находился жрец-покровитель Мануа Форо.

В скромной, но не лишенной комфорта комнате, в довольно потертом, широком кожаном кресле, удобно вмещавшем все его телеса, восседал, поставив ноги на маленькую скамеечку, обитую тканью, бедолага Форо, обреченный злодеем Авандусом на пост. Жрец бодрствовал в этот поздний час, с тоской разглядывая маленький кусок весьма черствого черного хлеба грубого помола и кружку воды, казавшиеся крохотными на массивном столе, привыкшем, как и желудок толстяка, к куда более роскошным трапезам. Скорбное бурчание в животе явно показывало причину бессонницы святого мужа, и это было не религиозное рвение.

– Разве угодное богу дело лишать человека пищи насущной? Не она ли, наполняя живот, дарует освобождение от забот телесных, дабы могли мы направить мысли свои на возвышенную стезю? – с ходу осведомился Лукас, материализуясь рядом с креслом жреца.

– И я мыслил так же, чадо, – тоскливо откликнулся Форо, даже не пошевелившись в кресле, – но архижрец рассудил иначе. На мудрость его уповая, стремлюсь справиться с искушениями слабой плоти и воспарить духом над бренным телом, ненасытно алкающим пищи.

– А я, многогрешный, рассудил иначе и, к источнику мудрости жреца-покровителя Мануа припасть возжаждав, счел, что ничто лучше беседы застольной быть не может, – скорбно вздохнул хитрый маг, демонстрируя глубочайшее раскаяние, и «ненароком» сдернул с корзинки полотенце.