Час девятый

Потому и не ложилась Анна Матвеевна... Так вот, на ходу пересиливала боль и усталость, и опять продолжалась нескончаемая домашняя работа – хозяйство было немалое. Корова, два бычка, овцы, свиньи, куры, а ведь еще и в колхозе поработать надо, и семью накормить, обшить да обстирать. Не было конца этим делам, но не было, кажется, конца и силам Анны Матвеевны, и так же, как и все предыдущие годы, вставала она затемно и ложилась поздним вечером. И оставалось только диву даваться, откуда брались эти силы – давно уже была Анна Матвеевна такая тонкая, худая, высохшая, что казалось – дунь ветер посильнее, и упадет. Но дули ветры, приходили всякие беды – большие и малые, приезжали дочери, зятья, племянники, внуки, везли свое горе и свои напасти, и все стекалось к ней, но не гнулась Анна Матвеевна, не падала духом, утешала всех, и никогда не видели ее злой или раздраженной – всегда была приветлива, всех радушно встречала, для всех у нее находилось какое-то свое, особенное слово, ласковый взгляд.

И вот в субботний вечер перед пасхой схватила ее знакомая боль в животе, и Анна Матвеевна тут же села на скамейку, едва вытащив руки из квашни. Посидела, перевела дух, переждала боль – и снова принялась за тесто, и на следующее утро встала даже раньше обычного – в четвертом часу. Много дел было на сегодня. Придут христосоваться – надо наготовить яиц и снеди. Надо почище убраться в избе, приодеться самой – давно уже она бессменно носила засаленную кофту и грязный передник, но сегодня – никак нельзя... И, как обычно, надо накормить скотину, проверить кур, заготовить корм на вечер – короче, забот было чуть ли не вдвое больше, чем обычно, и за этими делами забыла Анна Матвеевна о своей боли, и утро шло, ничем не отличимое от других. Первым встал Михаил Федорович, минут десять откашливался, почесывал грудь, поросшую седым волосом. Натянул одежонку, сунулся щетинистым лицом к Анне Матвеевне:

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес! – отозвалась Анна Матвеевна.

В бога они оба как будто не верили, но в переднем углу были иконы, и по ночам перед ними зажигалась лампадка. На этом их отношения с богом и кончались.

Когда целовались, Анна Матвеевна оцарапалась и чуть не задохнулась от густого запаха дешевого табака, и подумала: «Не часто же мы целуемся...»

Михаил Федорович спросил:

– Чем помочь-то тебе?

Анна Матвеевна велела ему вынести помойное ведро, принести дров, выпустить на улицу бычков – все это Михаил Федорович исполнил живо и сел на широкую лавку у печки, поглядывая на буфет.

Анна Матвеевна как будто не замечала его взгляда и ожидающего покашливания. Наконец Михаил Федорович нерешительно произнес:

– А не того ли нам, мать... помаленечку?

– Чай, не время еще, – недовольно бросила Анна Матвеевна.

– Так ведь по махонькой, – уже решительнее сказал Михаил Федорович. – И тебе с устатку полезно.

Анна Матвеевна выдержала еще какое-то время, милостиво разрешила:

– Ну, разве что маленько.

– Ни-ни, Анюта, – даже замахал руками Михаил Федорович. – По самой махонькой.

Откуда-то сразу явился стакан, прочно утвердился в одной руке Михаила Федоровича, а другая рука проворно потянулась к буфету, вытянула бутылку самогона, а следом – графинчик домашней наливки для Анны Матвеевны.

Не спеша выпили, еще раз похристосовались.

– Побрился бы хоть, – недовольно сказала Анна Матвеевна. – Чай, праздник, люди христосоваться придут, а ты как рашпилем их.

– Ладно, мать, – с готовностью согласился Михаил Федорович. – Подымлю вот и начну скоблиться.

Анна Матвеевна опять пошла к печке, а Михаил Федорович – в сенцы, покурить. Потом повскакали ребятишки – Анна Матвеевна сунула им по сдобе и выпроводила на улицу, чтобы не мешали. Она продолжала стряпаться и все думала – приедет ли кто-нибудь? Ирка как будто обещалась с детишками. А то хорошо бы Андрей с женой. Вот радость была бы... И Лешку бы еще. Небось тут не будут друг на друга коситься, не позволит она им этого...

Ждала она долго и все не звала садиться за стол, ребятишки уже несколько раз прибегали перехватить чего-нибудь. Наконец Анна Матвеевна перестала ждать и принялась собирать на стол.

Богатый вышел стол – не стыдно и большого человека пригласить. Ешь – не хочу. Готовила Анна Матвеевна отменно, всегда гости похваливали. Сейчас гостей не было – а своим-то что хвалить? Уминали за обе щеки да запивали молоком и компотом. Михаил Федорович глянул было в сторону буфета, кашлянул, выразительно посмотрел на Анну Матвеевну – видно, хотелось ему еще «по махонькой», но она нахмурилась, и он даже заговаривать об этом не стал. А побриться так и забыл, черт дохлый, отметила про себя Анна Матвеевна и вздохнула – все-таки жалко было, что не приехал никто. Без гостей и стол не стол, и праздник не праздник. Вот Андрей был бы – она уж его как следует накормила бы, не то что в столовой или что жена приготовит. Больно уж молоденькая она у него – что умеет? Или Ирка бы с детишками – уж внучек-то Анна Матвеевна сумела бы побаловать, завизжали бы от радости.

И она все посматривала в окно, на часы, прикидывала расписание поездов.