– Знаю, Наталья, все знаю, – вздохнула императрица, – и мне в те времена тяжко было. Ординарца моего Алешу Шубина Анна Иоанновна на Камчатку сослала. И в память о тех временах несчастных я тебе помогу – пенсион назначу. А брату своему скупому скажи – государыня Елизавета Петровна тебя под свою опеку берет. За детей не волнуйся – я о них позабочусь. Ты-то как дальше жить будешь? Шла бы ты, Наталья, замуж. Не хочешь за Барятинского – другие женихи найдутся…
– Я замуж больше не выйду, – твердо ответила Наталья Борисовна. – Не с кем мне в этом мире, кроме Иванушки, жизнь делить.
– Что же ты, княгиня, делать будешь? – вздохнув, спросила императрица.
– Старшего сына Михаила на ноги поставлю и в Киев на богомолье уйду. А потом – и в монастырь Флоровский. Кольцо, которое мне Иванушка на палец надел, в Днепр брошу. С рекой обручусь навечно.
– Да зачем в монастырь? – удивилась Елизавета. – При дворе можешь остаться. Статс-дамой тебя сделаю.
– Нет, государыня-матушка, – решительно сказала Наталья Борисовна. – В монахини я постригусь. А младшего сына Дмитрия с собой возьму. Бывало такое, что детей увечных инокиням разрешали с собой брать. А я с Митенькой не расстанусь.
– Ну, Бог с тобой, – согласилась императрица, – поступай как знаешь. Детям твоим и тебе помогу – в деньгах нуждаться не будете. А там – как хочешь.
Императрица пожала плечами, потом обняла и перекрестила княгиню.
– Ступай, Наталья, – сказала она. – От нищеты я тебя избавлю. А больше ничем помочь не могу – уж не обессудь. У Бога проси того, что я дать не в силах…
Граф Разумовский подвел императрицу в карете, и та бросила последний, прощальный взгляд на измученную, исхудавшую женщину в черном платье, в глазах которой светилась подлинная, не побежденная временем и страданием любовь. «Она ведь своего Иванушку и поныне ждет, – подумала Елизавета. – А я Алешу Шубина не дождалась… Как же у нее сил душевных хватило?! Девчонкой была, по всем статьям в героини не годилась, а стала… Из какой же глины таких, как она, лепят?»
– Хороша княгиня, – сказал Разумовский, давно уже читавший в душе Елизаветы, как в раскрытой перед ним книге, – но ты, Лизанька, ее не стыдись. У всякого свой путь. Тебе иного пути не дано было. Ты ведь страдать не умеешь. А княгиня страданием спаслась.
– От чего спаслась, ангел? – Елизавета бросила на своего друга изумленный взгляд.
– От праздности и от блуда, – ответил Разумовский. – Но не тебе, Лиза, ее пути желать. По своему иди, да не оступись. Корона не чепец, ее с головки не сбросишь.
– Я трубы власти решила слушать, – вздохнула Елизавета, кокетливо поправляя корону, как драгоценное украшение на высокой бальной прическе, – но и от флейт любви не откажусь. Сыграешь, ангел? – И, не дождавшись ответа, прижалась к губам Разумовского…
Елизавета Петровна выполнила свое обещание – назначила Наталье Борисовне и ее детям пенсион. Когда старший сын Долгорукой, Михаил, достиг совершеннолетия, его мать вместе с младшим – психически больным Дмитрием отправилась в Киев на богомолье. В святом городе Наталья постриглась в монахини под именем Нектарии. С князем Барятинским она больше не встречалась.
Говорили, что княгиня бросила в Днепр то самое обручальное кольцо, которое некогда надел на палец трепещущей от счастья Наташе блистательный Иван Долгорукий. Но прошлое не утонуло вместе с кольцом. До последнего мгновения старица Нектария вспоминала своего Иванушку, милостивого мужа, отца и учителя. Вспоминала и мечтала только об одном – увидеть в свой смертный час одну лишь картину из далекого прошлого: пятнадцатилетняя Наташа Шереметева стоит под венцом с красавцем князем Долгоруким, и священник говорит, что они будут вместе, пока не разлучит смерть…
Часть VII
Гетманская булава
Глава первая
Путешествие в Киев
Церковь возвели на холме.
– Вот тебе мой подарок, Алешенька, – сказала государыня Разумовскому. – Храм будет такой, какого и в Петербурге не найдешь. Ни золота, ни мрамора для церкви сей не пожалею. Мрамор из Италии выпишу. А назову ее Андреевской. Рассказывали мне в киевской академии, что с холма сего Андрей Первозванный Русь крестил. Стало быть, нужно храм поставить. Господу и тебе, ангел, дар от грешницы Елисаветы.
Елисавет Петровна прибыла в Киев в августе 1744 года. За ней ехал весь двор – не забыли и наследника Петра Федоровича с невестой Екатериной Алексеевной, принцессой Ангальт-Цербстской. Наследник в дороге скучал и томился, его невеста – вздыхала и хмурилась, красавицы-фрейлины дулись, вдыхая дорожную пыль. Решительно никто не понимал, зачем нужно было тащиться в такую даль, а по дороге заезжать в Глухов и Чемеры с Лемешами.
– Государыня на смотрины едет, – острил Лесток. – Должен же Алексей Григорьевич показать «жинку» родне! Какова пара – бывший пастух и императрица! Говорят, Елисавет Петровна побаивается, что матушка ее супруга, к слову сказать, – простая крестьянка, не благословит их союз. Вот будет несчастье!