Час мужества

Они умаялись, во рту пересохло и больше всего хотелось пить, а на берегу моря не было и капли пресной воды. Жажда томила, ни о чем, кроме воды, не хотелось думать. Им казалось, что где-нибудь поблизости есть колодец. Обшарили весь дворик, колодца так и не нашли. Зато попался на глаза бензиновый движок с радиатором водяного охлаждения.

— Тут, наверняка, есть водица, — сказал сметливый Штеренбоген и протянул руку к кранику. Краник заржавел и не поворачивался. Михаил ударил железкой, и краник открылся. Пельник, подставив фляжку, терпеливо сидел на корточках. Только зря. Вытекли считанные капли воды. Он встал, чертыхнулся и плюнул на всю эту затею. Даже смочить губы не удалось.

Тем временем совсем стемнело, выглянула луна, море озарилось голубым светом, и Белый увидел какой-то странный предмет, болтающийся на воде.

— Шлюпка! — воскликнул он и стал быстро раздеваться. — Я попробую пригнать ее к берегу.

Он с разбега бросился в воду и поплыл. Друзья следили за каждым взмахом его сильных рук, еще толком не зная, шлюпка это или некое деревянное изделие с потопленного корабля. Скоро донесся голос Белого:

— Шлюпка-а...

Друзья обрадовались, Михаил Штеренбоген разделся и поплыл ему на помощь...

Шлюпка качалась на волнах. Теперь две пары рук толкали ее, а вытащив на берег, все были разочарованы: в днище зияла пробоина, у самого форштевня вырваны две доски. Одним словом, не шлюпка, а разбитое корыто.

— Что же делать, и это счастье. Возьмемся за ремонт, — так решил Белый. Теперь оставалось найти материал для заделки пробоины.

Ночь подгоняла. Темнота — единственное спасение. Затишье давало возможность сосредоточиться. Они знали, как только начнет светать, трудно будет отплыть от берега: их тут же обнаружат, полоснут одной пулеметной очередью и — конец.

А пока землю и море окутывала густая темень — надо успеть. Эта мысль не оставляла ни на минуту.

Все, что удалось найти в дворике маяка, — просмоленные доски, пакля — все было пущено в дело. Среди хлама нашли и добротные весла.

И вот шлюпка спущена на воду, и все трое размещаются в ней, готовясь к далекому неизвестному плаванию.

Старшина Белый взмахнул веслами, шлюпка на несколько метров подалась вперед...

В то же время за кормой послышались торопливые шаги, из темноты донесся хриплый приглушенный голос:

— Подождите, я с вами, моряки!

Подбежав к шлюпке, человек бросил свой вещевой мешок на дно, а затем, подхваченный сильными руками, забрался в нее и сел на банку.

— Ты откуда? — спросил старшина.

— Из пехоты, с частями прикрытия отступал. Дай, думаю, побегу к маяку, может, кто из наших остался, захватят...

— Полезай на корму, а то грести тяжело, — сказал Белый.

— Сейчас, браток, перелезу.

Солдат перебрался на корму, лица его они не разглядели, и лишь по слабо вздрагивающему голосу можно было понять, что и он тоже хватил лиха.

Над ними было бархатистое небо, усеянное звездами. Вдоль всего побережья сверкали разрывы снарядов. И время от времени вырывались каскады трассирующих пуль.

К счастью, луну закрыли облака, и шлюпка укрылась во мраке. Зато четверо все видели: орудийные вспышки, луч немецкого прожектора, нервно прощупывающий берег.

Белый и Пельник сидели на веслах. С каждым новым рывком уходили они дальше в море. Им казалось, что оторвись они подальше от берега, и там все будет намного проще.

— Ребята! Открылась течь, вода поступает! — сообщил Белый.

— Ничего, сейчас мы с ней управимся, — откликнулся Штеренбоген.

И пока двое гребли, двое других — Штеренбоген и боец Георгий Селиванов — каской и ботинками принялись вычерпывать воду.

Штеренбоген, занятый своим делом, наклонился за борт и вскрикнул, точно ужаленный:

— Мина! Весла табань!

И только они успели осушить весла, как действительно по правому борту совсем недалеко от шлюпки проплыло раскачиваемое волной черное круглое чудовище...

Гребцы нажимали на весла, а вода просачивалась в шлюпку, и она тяжелела, теряла плавучесть и ходкость.

Выбившись из сил, Михаил Белый бросил весла и сплюнул от досады:

— Ни черта не тянет! Придется, ребята, вернуться, найти какое-нибудь укромное место, проконопатить корпус и в ночь уходить. А то ведь, если утро застанет нас на воде, с берега шарахнут из пулемета, и поминай, как звали...

Все молчали, глядя с опаской в сторону берега: там по-прежнему вспыхивали зарницы, сверкали огненные трассы, метались прожекторы. И больше всего им не хотелось идти назад. Только вернись в это пекло, обратно не вырвешься. Все способные сопротивляться наверняка ушли из Севастополя.

Так думали четверо в шлюпке, уже не двигавшейся вперед, а лениво переваливавшейся на волне.

Выглянула луна, и на серебристой дорожке, протянувшейся вдаль к горизонту, Пельник заметил какой-то неясный предмет, раскачивающийся на воде, дрейфующий в сторону открытого моря.

— Ребята! Смотрите, что там такое? — торопливо произнес он.

Белый взялся за весла и стал усиленно грести.

— Братцы, шестерка! — не унимался Пельник.

— Не каркай раньше времени, — осердился старшина.