Час мужества

— Акустик слышал далекий шум винтов, но не был уверен, что это караван. У меня положение такое, что надо идти на зарядку... Решили подождать. Слушали море... Потом всплыл под перископ. Из дымки, кабельтовых в двадцати пяти, выполз транспорт. Даже не транспорт, наверное, грузо-пассажирский пароход. Громадина, красивый, с высоким бортом, надстройками. Я лег на курс атаки. Во всех отсеках два взрыва слышали. Посмотрел — горит, погружается. После этого дал ход — и в базу...

Головко слушал внимательно и о чем-то думал. Когда Фисанович кончил свой рассказ, он спросил:

— С какой дистанции атаковали?

— Восемь кабельтовых.

— Угол встречи?

— Сто пять — сто десять градусов...

— Какой ход имел транспорт?

— Приблизительно восемь узлов.

Головко вынул из кармана записную книжку, нашел нужные строки и сказал обрадованно:

— Все совпадает. Самолет-разведчик наблюдал и даже сфотографировал горящий транспорт. Еще раз поздравляю и прошу завтра в десять ноль-ноль на доклад на Военный совет.

Командующий ушел. Все сразу почувствовали себя свободнее, Фисанович заметил в толпе письмоносца и поспешил к нему:

— Мне есть что-нибудь?

— Никак нет. Харьков-то еще не освобожден, — растерянно ответил краснофлотец, перебирая пальцами плотную стопку писем.

Фисанович поник головой и молча отошел в сторону. Никто в эту минуту не осмелился к нему подойти, он оставался наедине со своими грустными мыслями, причина которых оставалась для нас загадкой...

В тот вечер мы засиделись у комиссара Табенкина. Час был уже поздний, и он вышел нас проводить. Возле одной Двери, откуда пробивалась полоса света, он остановился, постучал. Дверь распахнулась, мы увидели невысокого человека в меховых унтах.

— Ты что, Зорька, не спишь? — спросил Табенкин.

Оказывается, так друзья прозвали Фисановича, что очень шло к его юношеской внешности. Даже высокий лоб и умные выразительные глаза не делали его старше.

— Так ты почему не спишь? — повторил Табенкин.

— Время детское, — ответил Фисанович и, улыбнувшись, добавил: — Мне из Москвы целый мешок книг привезли, надо разобраться, а тут еще других дел накопилось. Вот письмо пионерам сочиняю.

Фисанович жестом руки пригласил пройти, подвел к кушетке, на которой стоял большой ящик, и принялся выкладывать из него мешочки с деревенским печеньем, расшитые шелком кисеты, тетради, бумагу, конверты.

— Смотрите, какое богатство! Что может быть дороже такого подарка? Болтались мы целую неделю, пока нашли конвой. Штормило черт знает как. Нервы у людей на пределе. А пришли — и такая радость. Это для нас награда, да еще какая!.. Вот и я решил написать ребятам маленькое письмо, а получается целый доклад о подводной войне.

— Ты письмом увлекся, а другие командиры историю лодок пишут, — заметил Табенкин.

— История лодки у меня давно готова.

Фисанович вынул папку с рукописью, отпечатанной на машинке. На заглавном листе значилось: «История Краснознаменной подводной лодки М-172». Это были описания походов и побед, одержанных экипажем «малютки», начиная с дерзкого прорыва в Петсамо.

Особенно подробно рассказывалось о петсамских событиях. Эпиграфом к этой главе Фисанович избрал строки из старинной «Застольной»: «Миледи смерть, мы просим вас за дверью обождать». Эта фраза не случайно понравилась Фисановичу. Иронически-презрительное отношение к опасности и смерти было свойственно его натуре.

Здесь необходимо сделать отступление, чтобы читатель яснее представил и личность автора, и то, над чем он работал. Фисанович точно задался целью доказать, что даже такая небольшая история совсем маленького корабля может вызвать интерес у любого читателя. Ему хотелось написать интересную, правдивую историю лодки и ее экипажа, а не только сообщить какие-то сухие факты. Рукопись начиналась такими словами:

«Поздней осенью 1936 года по цеху судостроительного завода, загроможденного конструкциями, пробирался к стапелям высокий молодой командир. Морская форма ловко облегала его ладную фигуру. Серые глаза с интересом разглядывали выступающие контуры кораблей на стапелях: гигантские краны, напряженную и осмысленную суету строительства.

— Скажите, товарищи, где строится спецсудно? — обратился он к группе рабочих, проходивших мимо.

Один из них, высокий, худощавый, в измазанном суриком черном комбинезоне, окинул командира бойким взглядом веселых карих глаз и сказал:

— Пойдемте, покажу. Я строитель этого объекта.

— А я назначен командиром корабля. Будем знакомы: старший лейтенант Логинов Иван Андреевич.

— Инженер Корсак Евгений Павлович, — представился строитель. — А вот наш механик Колчин.

Логинов на ходу обменялся рукопожатием с маленьким добродушным толстяком.

— Вот она, наша посудина, — показал Корсак на серую стальную сигару, всю в ореоле вспышек электросварки, — уже готов корпус.

— Быстро... А крепко ли? — поинтересовался Логинов.

— Строит лучшая бригада сварщиков на заводе, — чуть обиделся Корсак. — Варят на совесть...»

Фисанович в ту пору еще не был командиром «малютки», но все связанное с ее рождением знал до мельчайших деталей.