Час негодяев

– Да, он мертв. Я сам видел.

– Как это произошло?

– Разборка. Но я контролирую ситуацию. Вместо него будет Прохоренко.

– Кто?

– Прохоренко. Нормальный парень, я с ним в Киеве работал. Он совсем недавно был здесь.

Кудроу нервно оглянулся.

– Что вы тут затеяли?

– Ничего, – грубо сказал Фельдман, – это не твое дело.

– Миша… – сказал Алекс, – ты лучше расскажи нашему американскому другу, как ты и Тищенко пробивали визу для семьи Охрименко. Чтобы потом обвинить…

– Заткнись!

– Думаешь, ты все свалишь на меня, а я буду молчать в тряпочку? Мистер, а вы знаете, что это вон он, – Алекс показал на Фельдмана, – приказал мне завалить Анжефа, Будрайтиса и Рабиновича и теперь хочет свалить все на меня! Или что он хочет договориться с Донецком и кидануть здесь всех на пару с Либманом и его связями в Москве? Или, может, рассказать про Охрименко и почему его оставили в живых? Ривкин…

Фельдман достал пистолет и трижды выстрелил в Алекса. Тот упал, кашлянул и застыл.

– Черт…

Кудроу нервно посмотрел по сторонам.

– Все нормально, – сказал Фельдман, – тут только мои люди. А Рабинович мертв. Больше нам никто не помешает.

– «Лимон».

– За что?

– Вот за все это.

– А ты не офигел? Тебе напомнить, сколько ты уже получил?

– Надо мной тоже есть люди. Это еще по-божески. Рабинович минимум десятку отстегивал на Капитолий и столько же – на президентские. И теперь по его преждевременной смерти будут вопросы. Потерять такой источник бабла к выборам… Так что «лимон» – это только первый взнос.

Фельдман носком ботинка показал на лежащего Алекса.

– Вот тебе ответ. Мы у него в эллинге винтовку нашли. Он и есть днепропетровский снайпер.

– Это ты местной полиции расскажешь. У нас подозрение означает почти обвинение. А ФБР уже здесь…

– Эй…

Козак поднялся в полный рост, он был у самой дороги. Несколько автоматов нацелились на него.

– Стой!

Козак перевел винтовку на Кудроу.

– Сэр, вы арестованы по подозрению в убийстве.

…

– …в убийстве первой степени гражданина США, сержанта морской пехоты Кеннета Конроя, совершенного с целью скрыть ваши иные преступления, связанные с коррупцией и предательством…

…

– Вы имеете право хранить молчание. Если вы не воспользуетесь этим правом, то все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде…

Кудроу, не обращая внимания на оружие, достал телефон и начал нервно набирать номер.

– Здесь что-то со связью, – заметил Фельдман, – не работает.

– Вы также арестованы по подозрению в организации ряда заказных убийств, в том числе убийств граждан Украины на киевском Майдане в феврале две тысячи четырнадцатого.

Фельдман перевел пистолет на Кудроу и несколько раз выстрелил. Тот упал рядом с Алексом.

Козак опустил автомат.

– Еврейское правосудие, мистер Козак, – сказал Фельдман, – давно мечтал это сделать. Полагаю, вы разумный человек и не будете поднимать шум. Миллион вас устроит?

– Миллион чего?

– Долларов, не гривен же. Можно евро, если желаете…

– Девять.

– Что – девять?

– Девять миллионов.

– Девять многовато. В конце концов, мы не дядя Сэм, деньги не печатаем, трудом зарабатываем. Кстати, а почему девять, а не десять?

– Один – мне. Восемь – моим друзьям по службе. Они сейчас вокруг нас.

Козак и проницательный бывший замгубернатора посмотрели друг другу в глаза. Потом Козак вскинул автомат, разбил очередью прожектор и покатился по земле, а со всех сторон заговорили винтовки и автоматы…

Донецк, Новороссия.

Донецкий аэропорт.

Ночь на 12 июля 2019 года

Продолжение

Пески. Район, где шли одни из самых ожесточенных боев этой войны.

До сих пор здесь не все до конца было восстановлено. Но восстановят. Это не проблема. Проблема – как восстановить нормальные отношения в обществе, привыкшем лгать, убивать и ненавидеть…

– Ты как понял, что это та самая машина? – спросил я Спеца, который курил у своего «Ниссана Патруля».

– Да просто. Это наша машина, я сам и переоборудовать ее помогал, и людей готовил. Там внизу короб вваренный, а в нем снайпер. Мы это на случай оккупации Донецка делали – и не только это.

– Ну, бывай. Благодарю.

– Не за что. Если так – обращайся…

Мы сидели вдвоем у джипа, я и мой сын. Катерина дипломатично осталась в машине. Хотя у меня к ней есть вопросы, и у нее ко мне тоже есть наверняка. Вряд ли я быстро найду общий язык со своей невесткой.

– Что дальше? – спросил Вячеслав, затягиваясь сигаретой.

– Давно начал? – спросил я.

– В армии.

– Это плохо…

Огонек сигареты тлел во тьме.

– Знаешь… я никогда не думал, что я выйду из всего этого живым, – сказал Слава, – и никогда не хотел этого. Мы все умерли на Майдане. Мы все попрощались и умерли.

– Не спеши умирать.

– А что – жить?

– Жить.

…

– Я хочу увидеть внуков.

– А я не хочу, чтобы у меня были дети.

– Что ты несешь?

– У таких, как я, детей быть не должно.

– Хватит.

…

– Знаешь, – сказал я, – в Библии написано: мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле. Это написано в Библии, и это не изменить. Поэтому просто помоги тем, кто с тобой рядом, чем можешь. Вот и всё…