Час нетопыря

— И ты только сейчас об этом говоришь? — тихо спрашивает Руди, и в его потемневших от гнева глазах появляется тот страшный блеск, который наводит трепет на самого Рыбу. — На черта твои дипломы, если ты таких важных вещей не знаешь? Кто поручится, что через час мы не начнем кровью блевать?

— Я первая, — шепчет Лючия. — Я сижу рядом и стирала надпись.

— Не думал, — с каменным спокойствием говорит Питон, — что вам это так небезразлично. Мы ведь все равно рано или поздно будем болтаться на виселице или нас упрячут в такое место, что впору мечтать о цианистом калии. От лучевой болезни помирают самое большее за неделю. На такой случай у нас припрятано порядочное количество морфия.

Снова наступает молчание.

— А кроме того, — не скрывая иронии, продолжает Питон, — вы, верно, помните, что было полчаса назад. Я предлагал вместе с этой штукой взять свинцовую рубашку. Это такой кожух, который надевается на ферму. Свинец с вплавленными внутрь графитовыми стержнями. Но Челли запретил, он ведь во всем разбирается. Может, этого не было?

— Что ты плетешь? — трясет головой Руди. — Этот кожух весит с полтонны, мы едва стянули его с фермы. Как можно было его забрать? И нам бы места в машине не осталось.

— Ничего не могу поделать, — отвечает Пишон. — Законы физики не обманешь. Это только наш «команданте» думает, что весь мир под его дудку пляшет. Может, теперь вы что-нибудь поймете.

— Постой, — говорит Рыба. — Значит, ты знал, что есть опасность облучения, и нас не предупредил?

— Во-первых, такая возможность еще не доказана. Я только что пытался вам это объяснить. Во-вторых, я отчетливо потребовал взять кожух, но меня, разумеется, не послушали. Пишон хорош, когда надо головой работать, но, как последний из солдат, должен подчиняться нелепым приказам. В-третьих, меня удивляет ваша внезапная любовь к жизни. Революционеры, подпольщики, бойцы, а если до чего дойдет, из вас сразу прет мелкая, буржуазная душонка.

— С тобой надо разделаться, — взрывается Челли. — Вредная ты сволочь! Сукин сын и паршивец! Может, работаешь на легавых и решил нас прикончить? Ладно. Еще посчитаемся. Теперь все заткнитесь. Бросаем барахло и смываемся.

Они проезжают через Майергоф, небольшой сонный городишко. Челли тормозит, сворачивает в узенькую улочку, минует школу и кино, снова делает поворот.

Остановив машину, он выходит, оглядывает окрестные дома. Лавка мясника, погребальная контора, витрина магазина для филателистов.

— Выходи! — кричит Челли. — Бросаем это чудище здесь. Идем до ближайшей железнодорожной станции и едем к границе. Сбор в бункере… Впрочем, только Руди знает это место. Сделаем по-другому. Рыба и Руди пойдут вперед, а я постерегу нашего уважаемого доктора.

— Ты одурел, Челли, — фыркает Пишон. — Похоже, ты хочешь меня арестовать?

— Нет. Хочу проломить тебе череп, если у кого-нибудь из нас носом пойдет кровь.

— Эй, не торопитесь, — говорит Рыба. — А что с этим блондинчиком? Он ведь еще жив, и черт его знает, что он запомнил.

Рыба хватается за пистолет и оглядывается по сторонам.

— Идиот, ты хочешь стрелять? — вполголоса говорит Челли. — Здесь, на маленькой улице, где выстрел прогремит, как залп артиллерийского полка? Ни в коем случае. Лючия! Возьми себя в руки и перестань хлюпать. Ты довольно пожила. Полезай в фургон и загляни в штаны этому блондину. Кажется, ему угодило в живот. Если потроха вылезли, спокойно его бросаем. Через полтора часа сдохнет. А если живот цел, надо что-нибудь придумать.

— Лезть туда? — с неприязнью отзывается Лючия. — В этот гроб?

Челли хватает ее за шиворот и пинком подталкивает к фургону.

Рыба не спеша прогуливается по противоположной стороне. С интересом разглядывает марки на витрине. И вдруг из-за поворота выскакивает полицейский на мотоцикле. Быстрым профессиональным взглядом окидывает группу мужчин на улице, запоминает французский номерной знак на фургоне. Похоже, хочет о чем-то спросить и на миг сбрасывает скорость, но потом прибавляет газ и исчезает за следующим поворотом.

Из фургона выходит бледная, как выбеленное полотно, Лючия, осунувшаяся и постаревшая на пятнадцать лет.

— Помер, — шепчет она стоящему рядом Карлу-Христиану. — Пульса нет.

— Ты посмотрела на его живот? — спрашивает Челли.

— Нет… Это лишнее. Он совсем холодный.

— Ладно, — говорит Челли. — Руди и Рыба идут первые. Я с Пишоном за ними. Зайдем в какой-нибудь бар. Надо слегка побеседовать насчет нашего прекрасного мира.

— Сейчас только семь утра, — бормочет Пишон.

— Ничего. Подходящее время. Ты видел в этой стране город, где нельзя было бы чего-нибудь выпить в любое время суток? Не ворчи. У тебя еще есть шанс. Лючия доберется одна. Встречаемся в четырнадцать ноль-ноль на станции Верденберг у билетной кассы. Напоминаю: это последняя станция перед границей. Каждый добирается до Верденберга, как сумеет: поездом, такси, на попутной. Если встреча не состоится, соберемся завтра в девять утра на французской стороне, на площади в Анвере. Справа от церкви небольшой бар — «Бистро Равель». Кто не явится ни сегодня, ни завтра, будем считать, что случилось самое худшее.