Час нетопыря

Контрольный лазер, мозг всей системы, находился глубоко под землей, подальше от человеческого глаза и от всяких наземных сотрясений. Его укрывали толстые железобетонные плиты, одетые снаружи в броню из вольфрамо-молибденовой стали. Уничтожить контрольный лазер теоретически было возможно (на земном шаре нет теперь ничего, что в теории нельзя было бы уничтожить), но для этого потребовалась бы мощная ядерная боеголовка, предположительно в десять с лишним килотонн и притом нацеленная в самый центр охраняемого объекта. Никакие другие возможности в расчет не шли. Неразрушимые генераторы слали убийственные пучки лучей к неразрушимому отражателю, а он приводил в действие неразрушимый контрольный лазер, который в свою очередь без всяких проводов передавал сигналы на мощно забронированный контрольный пульт.

«Лазерный забор» был устройством, близким к совершенству. Сравнительно дешевый, он обеспечивал стопроцентную безопасность охраняемого объекта, работал 24 часа в сутки при любой погоде, был совершенно незаметен и неуязвим для любого из обычных взрывчатых веществ и для огнестрельного оружия, не зависел от внешних источников питания, так как автоматически включал генераторы в случае аварии обычной электросети и — что самое главное — вообще не имел слабых мест. То есть таких деталей, которые можно было бы уничтожить, перерезать или демонтировать.

Обо всем этом доктор Пишон имел представление по своей работе в «Даугрин индустри». За исключением цериевого стержня в отражателе, все элементы устройства не были для него тайной. Но когда у него впервые родился замысел вывести из строя систему ЛКС, он понял, что эта задача практически невыполнима. Система ЛКС была, как выражаются американцы, fool-proof,[3] такая, что не подведет.

Тогда-то Пишон и понял, что не будет ему покоя, пока он не управится с этой проклятой системой.

Один психиатр, которому обеспокоенные родители показали когда-то маленького Андре, определил, что его юный пациент наряду с другими бесчисленными отклонениями от нормы имеет также склонность к так называемой мономании: если какая-нибудь мысль завладевает его умом, она превращается в навязчивую идею и оттесняет все прочие мотивы действия.

Так было во всей недолгой жизни Андре Пишона. Так произошло и на этот раз. С той минуты, когда он поделился с Челли идеей захватить ядерную боеголовку, Пишон не мог думать ни о чем другом. По утрам глотал собственноручно изготовленные таблетки, по вечерам заваривал один кофейник за другим и лежал, глядя в потолок, в своей «берлоге».

Довольно быстро удалось установить, что нейтронные боеголовки хранятся и на базе № 6. Одна девушка из Эшерпфара, официантка в единственном здесь ресторанчике, узнала это от молодых офицеров и сообщила тайну Рыбе в минуту, как говорится, полной откровенности. Донесение Рыбы подняло на ноги всю группу. Челли распорядился выдавать Пишону любую сумму из революционного фонда, которую он потребует. Если фонд окажется слишком скуден, Челли обещал добыть нужные средства. Подвернулся шанс, которого у группы до сих пор не было. Захват нейтронной боеголовки принес бы во сто раз больший результат, нежели еще один взрыв или похищение министра. Пишон сперва изучил местоположение базы № 6. Задачу облегчало то, что он был летчиком-планеристом. Пишон умел, по сути дела, все: управлял автомашиной, самолетом, локомотивом, яхтой и буером, был аквалангистом, парашютистом и спелеологом, играл в шахматы, поднимался на вершины Кордильер, свободно владел восемью языками, знал три тысячи китайских иероглифов, когда-то победил в телевизионном конкурсе, посвященном Древнему Риму, и между делом даже сдал экзамен на кондитера, поскольку великолепно готовил, специализируясь на выпечке сладостей. Этот человек был похож на вулкан. Но, увы, мадемуазель Марго не сумела его оценить. Она видела лишь его водянистые глаза, редкие волосы цвета гнилой соломы, непомерно выступающую челюсть и неправильный прикус передних зубов.

Доктор Пишон взял напрокат в ближайшем аэроклубе двухместный спортивный планер «Пантера» и совершил вместе с Лючией несколько полетов над окрестностями. Чаще всего их трасса лежала над базой № 6. В соответствии с инструкциями Пишона Лючия сделала столько снимков, сколько было надо. Остальные члены группы были заняты в это время сбором как можно большего количества сведений о базе.

Когда Пишон засел в своей «берлоге» над старательно склеенными фотоснимками базы и изучил все доставленные ему донесения, его опять охватили сомнения. Дело представлялось трудным с первой же минуты, но чем больше накапливалось данных, тем нереальнее оно выглядело.