Хаупт обливался потом. Он дошел до предела, но по-прежнему яростными рывками вышвыривал содержимое корзины на все растущую гору поленьев. Пока в подступающих сумерках на самом верху не появился Георг.
— Посадите меня! — заорал он. — Повесьте меня, если хотите, но сделайте что-нибудь. Ваша доброта мне противна, весь ваш такт, ваша проклятая снисходительность. Скажите прямо, что вы думаете. Выплесните это на меня. Сами-то вы кто? Это вы несли чушь об окончательной победе, о чудо-оружии, о том, что всем нам нужно выстоять, а потом кинулись в сад и зарыли там в дальнем углу свою партийную форму. Сделайте со мной что-нибудь. Сделайте что хотите. Только скажите наконец все, что вы думаете.
Хаупт присел на колоду. Усмехнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Давай и в самом деле что-нибудь предпримем. В воскресенье мы пойдем с тобой в деревню. Там ты сможешь наконец показаться восторженному населению. Должны же мы когда-нибудь выйти за ворота.
Потом он влез на поленницу, чтобы помочь брату.
В воскресенье они отправились в деревню, когда зазвонили к мессе. Начали с вокзала, прошли всю главную улицу до Верхней деревни, повернули назад и дошли до маленькой площади перед церковью. Когда раздались первые оскорбления, Хаупт строго-настрого приказал брату держать язык за зубами, что бы ни случилось. Время от времени им вдогонку летели камни. К церкви они вышли точно к окончанию мессы.
— Нацистская свинья, — сказал господин Больд и даже остановился.
— Подумать только, и эти люди снова вылезают на свет божий, — сказал инспектор Пюц и остановился рядом с господином Больдом.
Вокруг них образовалось пустое пространство, но подошедшие сзади напирали все сильнее.
— А с кого он брал пример, если не с вас? — выкрикнул вдруг Хаупт.
Георг потянул его в сторону. И отпустил лишь тогда, когда они очутились в пустом переулке.
— Слушай, это же бесполезно, — сказал Георг.
— А ты откуда знаешь, что полезно? — спросил Хаупт.
Он схватился за горло.
— Хоть бы одну сигарету.
— Это легко устроить, — сказал Георг. — Только вечером. Когда собаки уснут.
Он сдержал слово. Как только все отправились спать, он вылез из окна каморки на крышу сарая, а оттуда спрыгнул в сад. Через час он вернулся, снова влез в окно и бросил Хаупту на кровать две пачки «Лаки страйк».
Хаупт даже подскочил. Все еще не веря, он вскрыл одну пачку. Понюхал.
— С ума можно сойти, — сказал Вернер Хаупт благоговейно. — Армия, у которой такие сигареты, выиграет любую войну.
Сделав несколько затяжек, он спросил:
— А где ты их взял?
Георг тоже курил.
— Из личных запасов, — ухмыльнулся он.
— Сокол ты наш, — сказал Вернер Хаупт. — И что только нам с тобой делать?
После небольшой паузы он продолжил:
— И все-таки ответь, неужели ты и в самом деле верил, что сумеешь задержать американцев?
Брат помолчал, потом ответил:
— Нет.
— А другие, они верили в то, что вы сумеете задержать американцев?
— Да, — сказал Георг.
Хаупт долго сидел, уставившись в пустоту, пока горящая сигарета не обожгла ему пальцы.
— А сейчас я хочу спать, — сказал он и потушил ночник.
В понедельник, задав корм скоту, они с Ханнесом отправились на сенокос. Им снова предстояло проехать через деревню, однако интенсивность выплескивавшихся на лих ругательств заметно пошла на убыль. Тем не менее Георгу следовало благоразумно держаться брата и Ханнеса.
Деревня выглядела потрепанной. То и дело попадались развалины вместо домов. На многих фасадах выбоины от пуль, это оставили следы бортовые пушки штурмовиков, летавших на бреющем. Повсюду заколоченные окна, сорванные крыши. Убитых было больше сорока человек.
В тот день братья здорово помогли Ханнесу. Погода стояла как раз для сенокоса, тем не менее приходилось дорожить каждым днем.
Улли решился пойти в деревню сразу, в первый же день. Он хотел побыстрее покончить со всем этим. Далеко идти ему не пришлось. Американский патруль извлек его из толпы. Улли стоял, прижавшись спиной к стене дома, зажав складной нож в руке. Лейтенант Уорберг упрятал и его в следственную тюрьму, во дворе здания суда.
Кранц увидел его в приемной Уорберга. Улли сидел в наручниках между двумя военными полицейскими. Кранца доставили в контору бургомистра сержант Томпсон и рядовой Блау точно так же, как Лею Грунд.
— Назначаю вас заместителем бургомистра, — объявил ему тогда Уорберг. — Позвольте сразу же показать вашу служебную машину.
Он подвел его к окошку во двор. Внизу стоял помятый военный мотоцикл с коляской. От неожиданности Кранцу захотелось присесть.
— Good luck[6], — сказал Джеймс Уорберг.
Кранц внимательно поглядел на Улли.
— Этого парня предоставьте мне, — сказал он.
Уорберг приказал спять с Улли наручники. Улли растер запястья.
— На мотоцикле умеешь ездить? — спросил Кранц.
— Ну нет, этого только недоставало, — буркнул Пюц.
Кранц поднялся.
— Пошли.