Час охотника (Исповедальня)

– Неправда, – возразил Кассен, – я в действительности был тебе другом так же, как и хорошим священником. Можешь спросить любого, кто видел меня в 1969 году в Белфасте на Феллс-роуд.

– Ну, ну, – сказал Девлин. – Но даже такой идиот, как я, время от времени умудряется делать правильные выводы. Твои хозяева хорошо тебя запрятали. Обучение на священника было, конечно же, частью легенды. Я не ошибусь, если предположу, что Бостонский католический семинар ты избрал потому, что я преподавал там английский?

– Совершенно верно. Ведь тогда ты был в ИРА большим человеком, Лайам. Такая связь могла иметь в будущем огромные преимущества, но тем не менее мы с тобой были и остались друзьями. От этого факта не убежишь.

– Боже мой, Боже! – Девлин сокрушенно потряс головой. – Кто ты, Гарри? Кто ты в действительности?

– Моего отца звали Шон Келли.

Ошарашенный Девлин уставился на него.

– Постой, ведь я же прекрасно его знал! Я воевал вместе с ним в Испании в бригаде имени Линкольна и Вашингтона. Ну как же, Шон еще женился на русской, с которой познакомился в Мадриде.

– Совершенно верно, на моей матери. Потом родители возвратились в Ирландию, где я и появился на свет. А в сороковом году моего отца повесили в Англии за участие в тогдашней террористической кампании ИРА. До 1953 года мы с матерью жили в Дублине, а потом уехали в Россию.

– И люди из КГБ впились в тебя, как пиявки... – сказал Девлин.

– Да, что-то в этом роде.

– Они даже обнаружили в нем особые таланты, – вставила Таня, – например, талант убивать людей.

– О нет, – мягко произнес Кассен. – После первого же осмотра меня психологом Черни решил, что больше всего я подхожу для сцены.

– А, так ты актер? – спросил Девлин. – Ну, значит, ты нашел отличное практическое применение своему таланту.

– Увы, нет. Мне недостает публики. – Кассен обратился вдруг к Тане: – Вы знаете, я сомневаюсь, что убил больше людей, чем Лайам. Чем мы, собственно, отличаемся друг от друга?

– Он воевал за то, во что верил, – страстно парировала она.

– Точно. А я, Таня, солдат и воевал за свою страну, за нашу страну. Я, кстати, не кагэбэшник, а подполковник ГРУ. – И он смущенно улыбнулся Девлину. – В определенное время меня, естественно, повышали в звании.

– Но ваши дела, эти убийства, которые вы совершали, – снова прервала его Таня. – Ведь вы лишали жизни невинных людей.

– Моя милая, без вины виноватых не бывает. Этому нас учит церковь. Несправедливости в жизни совершаются потому, что сама жизнь по сути своей бесчестна. Нам следует видеть мир таким, каков он есть, а не таким, каким мог бы быть.

– Боже мой! – вскричал Девлин. – Не успел я свыкнуться с тем, что ты – Качулейн, как ты снова превратился в священника. Ты сам-то хоть понимаешь, кем являешься на самом деле?

– Когда я играю священника, я и вправду священник, – твердо ответил Кассен. – С этим я ничего не могу поделать. Несмотря на мое прошлое, церковь имеет надо мной определенную власть. Но мое второе "я" служит моей стране. И мне незачем оправдываться. На войне как на войне.

– Очень практично, – усмехнулся Девлин. – Значит, ты в зависимости от обстоятельств руководствуешься указаниями то КГБ, то церкви. Ну и как, есть между ними разница?

– А что, это так важно?

– Черт побери, Гарри, ответь мне определенно хотя бы на один вопрос: откуда ты узнал, что мы идем по твоему следу? Откуда ты узнал о приезде Тани? Может быть, от меня?! – взорвался он. – Как такое было возможно?

– Ты хочешь спросить, как я обычно проверял твой телефон?

Кассен с пистолетом в руках стоял у бара. Он налил «Бушмиллс» в три бокала, поставил на подносе – перед собой, взял один и сделал шаг назад.

– Я пользуюсь специальной установкой, которая смонтирована у меня на чердаке. Там есть направленные микрофоны и многое другое. Так что я знал обо всем, что происходило у тебя в доме.

Девлин судорожно глотнул воздух, однако бокал в его руке не дрогнул.

– Ну что же, за лучшую в мире дружбу. – Он выпил. – И что будет теперь?

– С кем? С тобой?

– С тобой, идиот! Куда ты теперь денешься, Гарри? Домой, на российские просторы? – Он покачал головой и повернулся к Тане: – Если не ошибаюсь, Россия ему тоже не родина?

Но Кассен не чувствовал ни гнева, ни отчаяния. Всю свою жизнь он играл какую-нибудь роль, культивируя в себе то профессиональное спокойствие, которое необходимо любому исполнителю в его работе.

Для истинных чувств в этой жизни оставалось слишком мало места.

Любой поступок, плохой или хороший, представлял собой всего лишь реакцию на определенную данность, являлся составной частью сценического образа. Так, во всяком случае, он сам себе внушал. Тем не менее Девлин ему нравился, и так оно и было в действительности. А девушка? Вот уж кому совсем не хотелось причинять вреда.

Девлин, словно чувствуя многое из того, что происходило в этот момент в душе Кассена, тихо спросил:

– Куда ты собираешься бежать, Гарри? Разве есть где-нибудь на свете место для тебя?