Час Орды

Он стоял, вслушиваясь и наблюдая за теми, кто проходил неподалеку, он отыскивал хоть малейший признак проявления любопытства к его появлению в странной серебристой одежде. Но прохожие останавливали на нем глаза и тут же отводили в сторону. Сначала его удивило это желание беспрекословно подчиняться указаниям пришельцев. И затем нечто, пришедшее к нему точно таким же образом, как и знание японского языка, подсказало, что эти люди отводили от него взгляд благодаря своей врожденной вежливости. Он пошел вниз по улице.

Чувство неудобства, охватившее его в первый момент, ослабевало. Связь, установленная им с окружающими, где-то на уровне подсознания, усиливалась по мере его пребывания среди них. Он понял, что это такое о_щ_у_щ_а_т_ь_ их присутствие рядом с собой. _Э_т_о_ походило на то, как в_и_д_е_т_ь_ и _с_л_ы_ш_а_т_ь _н_е_ч_т_о_. Открыв это для себя, он почувствовал мягкий отчетливый шум, похожий на безголосую музыку, отражающую характер и дух окружавших его людей.

Аромат _э_т_о_г_о_ беззвучного звука, струившегося и от каждого, и от них всех, проникал очень глубоко. И сейчас, уделив _э_т_о_м_у_ все свое внимание, он, в известном смысле на ощупь, начал различать в общем узоре индивидуальные нити. Нити представляли собой эмоциональные ответы каждого человека. Майлз не мог найти подходящего слова, но чувствовал их в своих пальцах словно они были живыми существами. Выделив отдельные эмоции, он сумел почувствовать, что от каждого, к кому он прикасался подобным образом, он что-то получал. Он узнавал от каждого нечто и становился сильнее.

Майлз понял, почему пришельцы назвали этот процесс "подзарядкой".

Взволнованный, он переместился в Пекин. Майлз сразу же увидел разницу в архитектуре, и люди здесь были одеты совсем по-другому... Они не игнорировали его, столпившись вокруг. Но и здесь он также столкнулся с тем же чувством. Снова выделив общую структуру, он сумел постепенно почувствовать внутри нее индивидуальные особенности, из которых он черпал это нечто для себя.

Но здесь все внимание окружающих сосредоточилось на нем, и он не сумел собрать столько же силы. Их руки тянулись к нему, но пальцы скользили, будто его заключили в стекло, и поток энергии тек от них в незначительных количествах. Майлз закрыл глаза и пожелал оказаться в другом районе Китая, который однажды видел на фотографии.

Открыв глаза, он увидел, что стоит на вершине огромного каменного монолита в форме миниатюрной горы высотой в несколько сот футов. Вокруг него располагались другие подобные горы, поднимающиеся с плоской поверхности окружающего ландшафта. Между гор лежали тихие маленькие озерки с маленькими островками. Это больше всего напоминало игрушку-ландшафт для великана. Внизу он мог разглядеть сгорбленные спины работающих людей, двигавшихся рядами по залитым водой рисовым полям. И энергия, шедшая от них и от этого пейзажа, простиравшегося до самого горизонта, оказалась гораздо сильнее, чем в двух предыдущих случаях. Они не знали о нем, и он чувствовал, как высасывает из них знание и силу, подобно губке, впитывающей влагу с поверхности тела.

Но вот он взял все, что мог, и перенесся в Лондон на улицу, выходившую на площадь Пикадилли, по которой он гулял несколько лет назад... Бледный рассвет только слегка осветил фасады зданий, выстроившихся вдоль изгибающегося тротуара улицы Регента. Вокруг него находилось несколько человек, но от них энергия поступала мощным потоком. Все, что он чувствовал, пробовал или слышал внутри себя, оказывалось совсем другим. Но сейчас он знал, что конкретно ищет, и с этим расчетом начал путешествие по планете, на которой появился на свет.

Он странствовал по своей планете: с холмов Испании в лагерь лесорубов на Юконе, с гор Мексики на улицы Бразилии, в Кейптаун, в африканские джунгли, в Бухару, в Москву и российские степи.

Он гулял по улицам Хельсинки. Ветер носил его в чистом воздухе над острыми скалами гор, отделяющих Геную от Милана. Он скользил в нескольких футах над рыболовными судами в голубых заливах северного побережья Средиземноморья.

Дневной свет и ночная тьма, все части света, весь калейдоскоп погоды и времен года мелькали мимо него, напоминая смену слайдов проектора на экране. И постепенно все эти сцены перемешались. Свет и тьма, север и юг, суша и море, зима и лето, желтое, черное, коричневое, белое и красное: все люди, все места и все времена сплелись в общий узор чувств, который стал портретом всех людей планеты да и самой Земли.

К тому времени, когда он соткал этот узор, прошло несколько дней. Наконец, он снова плыл над местом, где река Миннесота впадала в Миссисипи и стояли города-двойники Сант-Паулу и Миннеаполис. Отсюда он стартовал, и только сейчас Майлз вспомнил, что не чувствовал нужды ни в пище, ни в воде, ни в сне. Сколько же прошло дней? Единственное, что его действительно волновало, так это познать и понять людей, ворочаемых им на своем пути. Сейчас он почти выполнил эту задачу.